Черчилль. Биография - Мартин Гилберт

Выражая беспокойство не только своих друзей, но и почти всех, кто слышал заявление Чемберлена об очередной отсрочке, Черчилль писал: «Сегодня вечером в палате сложилось ощущение, что этим ослаблением нашей решимости нанесен ущерб духу народного единства». Затем он попросил Чемберлена сделать объявление о составе Военного кабинета или о его личном месте в нем «до того, как мы начнем дальнейшие переговоры». Это не было угрозой. «Как я писал вам вчера вечером, предоставляю себя целиком в ваше распоряжение с искренним желанием помочь вам в выполнении ваших задач».

Черчилль не знал, что ближе к полуночи группа членов кабинета министров посетила Чемберлена. Они договорились между собой о том, что Британия должна безотлагательно выдвинуть ультиматум Германии. Он уступил их требованию, поскольку Гитлер так и не ответил, согласен ли он отвести войска к границе – таково было условие Британии для начала переговоров. 3 сентября в девять утра британский ультиматум был направлен в Берлин. В нем говорилось, что Германия имеет два часа на то, чтобы остановить свое вторжение в Польшу. К одиннадцати утра ответа не поступило. Британия и Германия оказались в состоянии войны.

В 11 часов 15 минут утра 3 сентября 1939 г. Черчилль в своей квартире в Морпет-мэншн слушал по радио заявление Чемберлена о том, что Британия объявила войну Германии. Сразу же после выступления Чемберлена прозвучала сирена воздушной тревоги. Черчилль поднялся на крышу посмотреть, что происходит. На него большое впечатление произвел вид тридцати или сорока висящих в небе аэростатов заграждения. Затем, как он вспоминал позже, «вооружившись бутылкой бренди и прочими соответствующими медицинскими удобствами», он с Клементиной отправился в подвальное убежище на улице. «Все были жизнерадостны и веселы – английская манера встречать неизведанное».

Предупреждение о воздушном налете оказалось ложной тревогой. Когда прозвучал отбой, Черчилль отправился в палату общин. Там ему передали записку от Чемберлена с просьбой встретиться после завершения дебатов. Выступил Чемберлен. За ним Артур Гринвуд от Лейбористской партии. Авторитет Черчилля, несмотря на то что он более десяти лет оставался не у дел, был настолько высок, что его попросили выступить следующим. «Это не вопрос борьбы за Данциг или борьбы за Польшу, – сказал он. – Мы боремся за спасение всего мира от чумы нацистской тирании и в защиту всего самого святого для человечества. Это не война за господство или расширение империи или за материальные выгоды; это не война за то, чтобы лишить какую-либо страну солнечного света и средств к процветанию. Это война в ее исконном смысле за утверждение на незыблемой основе прав личности, и это война за утверждение и восстановление авторитета человека».

Эмери в этот день записал в дневнике: «Думаю, к концу года на фоне всего этого Уинстон станет премьер-министром». Но пока у Черчилля не было никакого поста в кабинете. После дебатов он направился в кабинет Чемберлена. Тот предложил ему пост, который он занимал с 1911 по 1915 г., – первого лорда Адмиралтейства и место в Военном кабинете. Черчилль согласился, а затем направил депешу в Адмиралтейство с извещением о том, что прибудет на место и приступит к исполнению обязанностей во второй половине дня. Совет Адмиралтейства немедленно дал сигнал всем кораблям: «Уинстон вернулся».

В пять часов дня Черчилль был на заседании Военного кабинета. Затем отправился в дом Адмиралтейства с Кэтлин Хилл. Позже она вспоминала, как он вошел в кабинет первого лорда и подошел к серванту в панельной обшивке. «Я затаила дыхание. Он театральным жестом распахнул дверцу – а за панельной обшивкой оказалась большая карта с расположением всех немецких кораблей на тот день 1915 г., когда он покинул Адмиралтейство». Вечером Черчилль встретился с руководством своего ведомства. «Он критически оглядел всех нас по очереди, – вспоминал потом один из них, – а затем, сказав, что позже встретится с каждым лично, закрыл встречу. «Джентльмены, – произнес он, – возвращайтесь к своим обязанностям». Позже Черчилль описал свою встречу с первым морским лордом сэром Дадли Паундом: «Мы с сомнением смотрели друг на друга. Но с самых первых дней наша дружба и уверенность друг в друге стали крепнуть».

В первые две недели после начала войны Черчилль получил письмо от Колина Торнтон-Кемсли, который полгода назад безуспешно боролся с ним за место в парламенте в его избирательном округе. «Вы неоднократно предупреждали нас о немецкой опасности, и вы были правы, – написал Торнтон-Кемсли из армейского лагеря. – Кузнечик в траве уже не гордится тем, что оглашал поле своим стрекотом. Прошу не утруждать себя ответом – вы, несомненно, чрезвычайно заняты на своем посту, который, к нашей всеобщей радости, заняли в это опасное для Британии время».

Черчилль ответил, написав своему бывшему оппоненту: «Я твердо уверен, что англичане обязаны быть честными друг перед другом с самого начала этой тяжкой борьбы, и, на мой взгляд, с прошлым покончено».

Утром 4 сентября на совещании Военного кабинета Черчилль, в надежде ослабить огромное давление немецкой военной мощи на польском фронте, предложил нанести совместный удар французской армии и британской авиации по линии Зигфрида, вынудив немцев оборонять свою западную границу. Его предложение не прошло. Но это стало постоянной целью Черчилля: искать любую возможность для активных действий, ускорять любые меры, не допускать рутины и проволочек. Каждый день он диктовал десятки записок своим подчиненным с предложениями о новых действиях или с вопросами. Вечером 4 сентября он говорил своим советникам: «Первый лорд направляет эти записки своим морским коллегам для рассмотрения, критики и корректировки и надеется получать предложения к действиям в желаемом смысле». Когда вопрос оказывался срочным, Черчилль наклеивал на свою записку ярко-красную полоску, на которой были напечатаны два слова: «ВЫПОЛНИТЬ СЕГОДНЯ».

Немецкие подводные лодки начали систематически топить британские торговые суда. Черчилль сделал предложение, пометив его как «чрезвычайно важное», чтобы сводки новостей Адмиралтейства «поддерживали репутацию его правдивости». Область его ответственности быстро вышла за пределы войны на море. 6 сентября Чемберлен назначил его в комитет Военного кабинета, чтобы оценить количество британских сухопутных войск и время, за которое они будут полностью укомплектованы. Это решение неоднократно откладывалось довоенным правительством. «Мы должны занять свое место в строю, – заявил Черчилль своему комитету 8 сентября, – если хотим сохранить альянс и выиграть войну». Он поставил задачу сформировать к марту 1940 г. двадцать британских дивизий, готовых к боевым действиям вместе с французами, и еще пятьдесят пять, полностью экипированных и готовых к боевым действиям, – к концу 1941 г. Но против ускоренной подготовки новых сухопутных дивизий выступило Министерство авиации на том основании, что это может негативно сказаться на темпах самолетостроения. Мобилизация заводов, на которой Черчилль неоднократно настаивал в годы пребывания не у дел, проходила слишком медлительно, чтобы соответствовать военным нуждам Британии в самый нужный момент.

Черчилль продолжал настаивать на строительстве теневых фабрик[37], которые, если их не создать заранее, нельзя построить внезапно, когда в них возникнет срочная надобность. 9 сентября Черчилль написал Кингсли Вуду, который не верил в возможность создания пятидесяти пяти армейских дивизий в течение двух лет без ущерба для военно-воздушных сил: «Простите меня, если я предлагаю к вашим услугам свой опыт и знания, обретенные на практике». Черчилль уже предполагал худшее, обусловленное нехватками и задержками довоенного времени, но внешне демонстрировал полную уверенность. Узнав, что посол Британии в Риме сэр Перси Лорен уже выступал за возможность мирных переговоров после поражения Польши, Черчилль записал: «Похоже, Лорен недооценивает нашей решительности. Ему следует вернуть более бодрое расположение духа».