Архив Буресвета. Книга 1. Путь королей - Брендон Сандерсон

— Ха! — воскликнул Камень. — А я приготовить вам много-много еды, чтобы вы быть сытыми, когда убивать.

— А сражаться не будешь? — изумленно спросил Данни.

— Я выше этого быть, — заявил Камень, вздернув нос.

— Ну, тогда я с вами, — сказал Данни. — Посчитай и меня, ка­питан.

Остальные присоединились один за другим — все до единого, и некоторые даже подняли копья с сырой земли. Они не вопили от восторга и не ревели, как другие отряды, которыми Каладину довелось командовать. Сама мысль о битве их пугала — ведь они в большинстве своем были обычными рабами или простыми рабочими. Но они сделали выбор.

Каладин изложил свой план.

Пять лет назад

Каладин ненавидел Плачи. Они отмечали завершение старого года и наступление нового; целых четыре недели дождей, бесконечных унылых ливней. Не яростных и исступленных, как Великие бури. Медленных и равномерных. Как будто умирающий год истекал кровью, ковыляя к погребальному костру. Если другие сезоны непредсказуемо приходили и уходили, Плач каждый год наступал в одно и то же время. Ну что за несчастье.

Юноша лежал на покатой крыше родного дома в Поде. Рядом с ним стояло ведерко со смолой, прикрытое деревянной крышкой. Теперь, когда он закончил латать крышу, оно почти опустело. Плач был ужасным временем для такой работы, но из-за него течь в крыше превращалась в весьма раздражающую вещь. Они проконопатят крышу заново, когда Плач закончится, но так, по крайней мере, им не придется еще несколько недель терпеть стук капель по обеденно­му столу.

Он лежал и смотрел в небо. Пора было спуститься и войти в дом, но Каладин все равно уже промок до нитки. И остался. Ему надо бы­ло подумать.

В город снова пришли военные. Одна из многих армий — они час­то являлись во время Плача, чтобы пополнить запасы по пути к новым полям сражений. Рошон соизволил появиться на публике, чтобы поприветствовать военачальника, самого великого маршала Амарама, который возглавлял оборону алети в этом регионе и, похоже, приходился дальним родственником градоначальнику. Он был одним из самых прославленных воинов, по-прежнему остававшихся в Алеткаре; большинство отправились на Расколотые рав­нины.

От моросящего дождя зрение Каладина затуманилось. Кое-кому недели Плача нравились — не было Великих бурь, не считая той, что случалась точно посредине. Горожане с нетерпением ждали этого времени, чтобы отдохнуть от работы на полях, расслабиться. Но Каладину не хватало солнца и ветра. Он почти тосковал по Великим бурям, полным ярости и жизненной силы. Дни Плача были унылыми, и ему приходилось принуждать себя делать что-нибудь полезное. Казалось, отсутствие бурь лишало его сил.

После охоты на злосчастного белоспинника и смерти Риллира мало кому случалось увидеть Рошона. Он не показывался из особняка и все больше походил на отшельника. Жители Пода боялись лишний раз вздохнуть, как будто ждали, что он вот-вот взорвется и обрушит на них свой гнев. Каладина это не беспокоило. Буря — будь то стихия или проявление человеческих страстей — это то, на что можно хоть как-то ответить. А вот удушье, медленное и равномерное угасание всего живого во время Плача... Это несравнимо ­хуже.

— Каладин? — раздался голос Тьена. — Ты еще наверху?

— Ага, — отозвался он, не шевелясь и глядя в небо, затянутое равнодушными тучами. Разве могло существовать нечто более безжизненное, чем этот жалкий серый цвет?

Тьен подошел к задней части дома, где покатая крыша упиралась в землю. Он держал руки в карманах длинного дождевика, на голове у него была широкополая шляпа. И то и другое выглядело слишком большим для него, но с одеждой младшего брата всегда так. Даже если она сидела на нем как следует.

Мальчик забрался на крышу и лег рядом, устремив взгляд на небо. Кто-то другой попытался бы его развеселить, и потерпел бы неудачу. Но Тьен каким-то образом знал, что следует делать. Он хранил молчание.

— Тебе ведь нравится дождь, верно? — наконец спросил Каладин.

— Да, — подтвердил Тьен. Ну разумеется, ему нравилось почти все. — Только вот трудно так глядеть вверх. Я все время моргаю.

Каладин почему-то улыбнулся.

— Я кое-что для тебя сделал, — сказал Тьен. — Сегодня, в мас­терской.

Родители беспокоились; плотник Рал взял Тьена, хотя на самом деле ему не требовался еще один ученик, и, по слухам, был недоволен работой мальчика. Рал жаловался, что ученик легко отвлека­ется.

Каладин сел, а Тьен что-то выудил из кармана. Это оказалась маленькая деревянная лошадка, вырезанная весьма искусно.

— Не переживай за воду. — Тьен вручил подарок. — Я ее уже просмолил.

— Тьен, — потрясенно проговорил Каладин, — какая красота!

Детали были изумительными — глаза, копыта, пряди волос в хвосте. Фигурка была в точности такой же, как одно из восхититель­ных животных, запряженных в карету Рошона.

— Ты показывал ее Ралу?

— Сказал, хорошо получилось, — проговорил Тьен, улыбаясь ему из-под полей слишком большой шляпы. — А еще добавил, что мне бы следовало делать стул, а не ее. Я вроде как напросился на неприятности.

— Но... я не понимаю, как же он не увидел, какая она потряса­ющая?!

— О, я не знаю. — Тьен по-прежнему улыбался. — Это ведь просто лошадь. Мастер Рал любит полезные вещи. Такие, чтобы мож­но было на них сидеть, складывать в них одежду. Но я думаю, что смогу сделать хороший стул завтра, и Рал будет мною гордиться.

Каладин посмотрел на брата, на его невинное, приветливое лицо. Тьен уже был подростком, но не растерял тех качеств, что делали его особенным. «Как же ты можешь все время улыбаться? — подумал Каладин. — Погода омерзительная, учитель обращается с тобой как с грязью, а твою семью медленно душит градоначальник. И все же ты улыбаешься. Как, Тьен? И почему мне тоже хочется улыбаться рядом с тобой?»

— Тьен, отец потратил еще одну сферу, — сообщил Каладин неожиданно для самого себя.

Каждый раз, когда Лирину приходилось так поступать, он как будто бледнел и делался меньше ростом. Сферы теперь были туск­лыми, света в них не осталось. Во время Плача их невозможно было заряжать, и они в конце концов истощались.

— Их еще много, — сказал Тьен.

— Рошон пытается нас измотать. По чуть-чуть душит.

— Все не так плохо, как кажется. — Брат потянулся к нему, взял за руку. — Жизнь всегда гораздо лучше, чем кажется. Ты сам в этом убедишься.