Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин

к личности человека. Тут все дело в этом внимании, тогда как в странах персонализма не хватает узды на персону. Только русский может выдумать персонализм как систему, и, говорят, это сделал... <Последнее слово вымарано.>

Это творческое внимание расстанавливает предметы в природе на определенные места, где они в своем взаимодействии принимают личный характер, отвечающий мысли их творца – человека.

Нет, правительство глупо не тем, что у него отсутствует внимание к персоне, а тем, что оно в положении правительства имеет претензию на это внимание. Невозможно, выпуская декрет для всех, угодить каждому. По-видимому, при диктатуре каждый закон должен корректироваться особой палатой жалоб, вроде канцелярии Калинина, задачей которой было спасать человека (персону).

Сейчас обиженный писатель не знает, кому жаловаться. Казалось бы, Фадееву, но секретарь наш сам заинтересован больше всех и ему невозможно за нас ходатайствовать. Скажут – это он под предлогом для всех просит для себя.

Песнь Песней.

Что это за чистота – белое полотно, снег или сахар? Полотно загрязнится – снег разбежится от солнца, сахар растает от воды. Что это за чистота, если, сохраняя ее, самому можно и стареть. Вот чистота, когда сам от нее молодеешь. Я знаю ее, но не смею сказать сам, вспоминая, как сказано о ней в «Песне Песней» царя Соломона.

Приступая к мысли о чем-нибудь, всегда надо помнить, что о том же самом мыслило множество умнейших людей до тебя. Невозможно на каждую эту мысль так подготовить себя в познании сказанного до тебя, и, тем не менее, высказывая свою мысль, человек знает, что мысль эта новая, потому что она исходит от себя самого, существа еще на земле небывалого.

759

Значит – для того, чтобы высказывать новые мысли и не открывать Америки, и нужно не искать для проверки себя прежние мысли о том же в архивах, а познать самого себя, как существо небывалое, и высказать эту мысль от небывалого человека.

С тех пор, как человек начался и мысли его, скопляясь, передавались из поколения в поколение, они составляют огромное культурное наследство. Но как же среди этого богатства чужих мыслей найти свою и узнать, что эта мысль новая и еще ни у кого не была? Для этого надо понять себя самого, как существо еще небывалое, и когда это поймешь, то среди мыслей чужих узнаешь свои, небывалые.

23 Декабря. Вчера весь день метель. Посмотрим, как будет сегодня. А день по календарю остановился на 7 ч. 2 минуты и больше не уменьшается. Через несколько дней солнцеворот и жизнь пойдет в зиму, а душа на весну.

О нашем <вымарано несколько слов>. Установилось молчание, потому что все понимают, что так бы нельзя, и никто бы не посмел так сделать, но раз оно сделалось, то да умалится всякая тварь.

<Вымарано несколько слов> академики и виднейшие писатели будут просить сами о снижении гонорара.

<3ачеркнуто: Возмущение сменилось глубоким молчанием, и лица мучеников остановились на выражении: «Воля Божья!» >

С самого начала революции устанавливается такое умонастроение, в котором личность как бы виновата тем, что собою закрывает солнце правды.

И начинается борьба правды (Wahrheit*) с «ложью» личности (Dichtung), разрешаемая в Истине.

* Wahrheit - правда, Dichtung – поэзия, творчество. 

760

Две системы теперь господствуют в мире (как я понимаю): одна – персонализм, утверждающая личность, другая – пауперизм с ее оружием раскулачивания.

И вся революция наша за 30 лет в одном своем плане – есть процесс раскулачивания в пользу бедных (пауперизм). Ляля, поняв, что бедным стало хорошо (баба идет по улице, и другой говорит: белый хлеб есть и сахар, чего тебе надо еще!), примирилась с тем, что мы по трем договорам потеряли minimum 70 тыс., т. е. целый год возможности работать, не думая о борьбе за существование.

24 Декабря. Вчера опять висело рыжее небо низко и падал снег.

Был у Чагина по поводу юбилея и заметил в нем оторопь. Что-то произошло наверху в отношении писателей, вроде как в прошлый год с Зощенко, и теперь распространяется на всех.

Жулька спала крепко и, наверно, видела добрый сон. Жулька крепко спала, но хвостом водила и мела пол возле себя как веником – видно, видела добрый сон. И мы, ее боги в электрическом свете за столом красного дерева, улыбаясь смотрели сверху на хвост и говорили:

– Значит, видят же они сны?

– А почему же им не видеть?

Листья на дереве все разные и в точности ни один не может сложиться с другим. И они все работают, но мы редко замечаем напряженную работу их зеленого вещества хлорофилла под действием солнечных лучей и только любуемся и наслаждаемся красотой дерева. Но придет время – листики пожелтеют, опадут, потемнеют, потеряют форму и станут сплошной удобрительной массой, и тогда мы говорим не о красоте, а только о пользе удобрения.

Так и мысли человеческие рождаются в голове непременно отдельного человека, живут, восхищают, а потом растворяются в человечестве, как удобрение.

761

У нас теперь добиваются, чтобы наше творчество давало бы прямо навоз для будущего, а мы всеми силами тайно боремся за свою жизнь, чтобы жить и работать, как зеленые листики дерева работают в солнечном свете.

– Увидим ли мы когда-нибудь нашего друга Разумника Васильевича?

– Едва ли.

– А ведь он живет где-то и не так далеко.

– Да, живет! И вот некоторые удивляются, почему души умерших не являются к нам. Как они могут явиться к нам с того света, если мы и на этом свете так живем, что люди с одной зоны земли не могут видеться с людьми другой зоны.

Вчера пришла хаотическая женщина Тарасова и за столом подняла разговор о талантах. Мы с Лялей раскрывали свою общую мысль о том, что у каждого человека есть свой талант и долг раскрыть его действие на материю в возможно высшей силе «изо всех сил!».

– Да, – ответила Тарасова, – но люди не могут раскрыться, они блуждают.

– Сами виноваты, – сказала Ляля.

– Не про вину я говорю: блуждают без вины и без таланта.

– Пусть не то, что мы называем талантом – искусство, наука – их личность должна проявиться в поведении.