Петр I. Материалы для биографии. Том 1, 1672–1697 - Михаил Михайлович Богословский

дана отписка к пограничному псковскому воеводе, а из Москвы ему выдадут в Персию грамоту великого государства, да от пограничного города до Москвы дадут ему подводы и сделают «всякое вспоможение»[1099].

Так как, представившись Генеральным штатам, русское посольство получило официальный характер, то находившиеся тогда в Гааге по случаю Рисвикского конгресса посольства европейских держав стали делать ему визиты, на которые русское посольство затем отвечало, и, таким образом, в этот раз русские послы за границей впервые вступили в круг общеевропейского дипломатического этикета. Этикет этот отличался от современного нам громоздкими чертами пышности. И иностранные послы к русским, и, в свою очередь, русские при ответных визитах выезжали с большим парадом, с большой свитой дворян, пажей, лакеев и гайдуков, разодетых в раззолоченные костюмы цвета их гербов и в шляпы с перьями, целыми кортежами в несколько запряженных шестернями и четверками лошадей цугом карет. Соблюдались при встрече и проводах особые условия этикета в зависимости от достоинства государей, представляемых послами. Обыкновенно иностранных послов русские встречали на крыльце, поручая встречать их у самых карет посольским дворянам; но цесарским послам, как представителям императора, и английским послам оказан был особый почет: им навстречу русские послы выходили «на нижний рундук». Провожали русские иностранцев до карет, за исключением датских послов, которых провожали до «нижнего рундука».

Открыл ряд этих визитов 27 сентября шведский посол барон Лилиенрот. «Я был у него, — знакомит нас с ним Петр Лефорт в письме к отцу в Женеву, — во время нашего пребывания в Гааге три или четыре раза, и он мне оказывал много внимания и любезности (beaucoup d’honnкtetйs). Это действительно очень обходительный человек, он в большой близости с генералом (Лефортом)»[1100]. «Сентября в 27 день, — описывает этот визит „Статейный список“, — был у великих и полномочных послов свейского короля посол барон Николай Лилиенрод, приезжал в четырех коретах о шести возниках; встретили его великие послы на крыльце, а дворяня у кореты. И, вшед в полату, великих послов поздравлял, а потом сели по местам, и посол говорил: приехал де он, посол, с должности своей их, великих и полномочных послов, яко новоприбывших в Гаагу, поздравить и имеет он себе указ от государя своего, от его королевского величества, чтобы с ними, великими и полномочными послы, быть во всяком благом приятстве, и он просит: если какое дело им, великим послом, лучитца, и он им служить будет рад, понеже де он здесь уже давно живет и поведению здешнему приобыкл. И великие и полномочные послы говорили, что за такое его приятство ему благодарствуют, и какое буде прилучится дело, и они его о том просить будут; также и они, великие и полномочные послы, взаимным способом себя ему представляют. А потом, побыв немного, поехал к себе, а великие послы проводили его до кореты»[1101].

28 сентября к послам явился «агент» Штатов Розбум спросить, когда им угодно будет назначить конференцию с комиссией Штатов для разговора о делах. Послы ответили, что они давно ожидали от Штатов такого желания и «готовы быть с ними на разговоре».

Затем приехали в четырех каретах бранденбургские послы фон Шметтау и фон Данкельман, один из братьев знаменитого обер-президента. Войдя в палату, бранденбуржцы после первых приветствий спрашивали о здоровье его царского величества, на что послы отвечали формулой, употреблявшейся русскими посольствами на торжественных аудиенциях, и очень лживой в тот момент, когда царь был в Амстердаме: «Как мы от великого государя поехали, и великий государь, его царское величество, на своих великих и преславных государствах Российского царствия престолех, в царствующем велицем граде Москве пребывает в добром здоровье, также и ныне имеют ведомость и благодарят Господа Бога, что его царское величество в добром здоровье есть». Послы в свою очередь спросили: «Курфистрская де пресветлостъ в добром ли здоровье и где ныне пребывает?» И посол Шметтау сказал, что «курфистрская де пресветлость здрав и резидует в Берлине, тешится ловами». Далее зашел разговор о польском деле, о принце де Конти: «Великие ж и полномочные послы спрашивали брандебурских послов о Деконтии, где обретается и какое поведение имеет. И послы говорили, что имели они ведомость чрез почту, будто близ Гданска обретается, а как там поведение свое иметь будет, о том впредь к себе ведомости ожидают; толко чают, что саксонская сторона лучшее поведение имети будет, и дай де Боже, чтоб так чинилось». На этом визит кончился, и гости стали прощаться: «потом, встав и витався с великими и полномочными послы, из полаты пошли»[1102].

За визитом бранденбуржцев последовал в тот же день, 28 сентября, визит английских послов, приехавших со свитой в девяти каретах. Английских послов в Гааге тогда было трое: граф Пемброк, лорд Виллерс и «рыцарь» Вильямсон. После взаимных приветствий и любезностей английские послы предложили русским «для братской дружбы и любви их, государей, и для общей христианской пользы посетить земли английского короля». Русские ответили, что будут рады это сделать, если будет на то указ великого государя. Посещение, видимо, было непродолжительное: «и потом, побыв немного, поехали к себе»[1103].

29 сентября состоялась первая деловая конференция — «разговор» — русских послов с назначенной для ведения переговоров комиссией Штатов. К послам, на их «двор», явились 9 человек депутатов[1104]; встречали их послы, «вышед из сеней на крылце на лестнице». Конференция происходила «в столовой большой полате за круглым столом»[1105]. Переговоры начали послы, постепенно открывая цели своего посольства. «Великий государь» указал им, послам, передать Штатам прежде всего о его намерении поддерживать древнюю дружбу со Штатами, и чтобы они «в том были надежны». Затем следовал рассказ о войне, которую царь ведет против Турции, причем послы в значительной мере повторили то, что говорилось уже на приемной аудиенции. Его царское величество без какого-либо внешнего принуждения собственной особой «изволил воевать» султана турецкого и хана крымского, союзников французского короля, «наступательною войною». Перечислены были одержанные в этой войне победы: захват Азова и Лютика, чем «во все турецкое государство врата отверсты»; взяты также Казыкермень и Тавань «со многим пролитием бусурманской крови», причем «их бусурманские жилища испровержены и богомерзкие их мечети в домы святые обращены, и поганская их сила под ноги христианские опровержена». На Черном море флот их разбит, несколько кораблей, каторг и фуркатов со многой добычей захвачены, остальные сожжены. И в настоящее время русские войска действуют против того же неприятеля. Все это великий государь делает, вспомоществуя всем христианским государям с большими издержками — в этом заключался