Мир в XVIII веке - Сергей Яковлевич Карп

упадок государства» утверждает, что «самыми ранними политическими образованиями, которые можно назвать государствами, были Франция, Испания, Португалия, Великобритания, страны, составлявшие Священную Римскую империю, страны Скандинавии и Голландия», а «первой страной после вышеперечисленных, которая стала государством или чем-то вроде того, была Россия. Его строительство началось, когда Петр I Великий обрел фактическую власть». При этом, однако, уже «Россию в XVI–XVII вв. можно охарактеризовать как развивающуюся патриархальную империю, управляемую царем, чья власть, благодаря завоеванию новых земель становилась все более и более абсолютной». Отмечая затем особенности созданного Петром I государства, в частности, отсутствие в нем гражданского общества, Кревельд затем приходит к противоречивому выводу о том, что, с одной стороны, в России было успешно построено «централизованное политическое сообщество», а с другой — она так и не превратилась в «полноценное государство». Российский исследователь А.И. Миллер предлагает своего рода компромисс, отмечая, что «империи Нового времени более или менее успешно стремились стать государствами, а в своем ядре — даже национальными государствами».

Несмотря на наличие нерешенных методологических проблем, изучение истории России сквозь призму концепта империи дало и ряд позитивных результатов. Так, например, стало очевидным, что проблема управления окраинами империи, а соответственно, и в целом проблема эффективности управления имперским пространством на протяжении всего XVIII столетия имела для центральной власти первостепенное значение, что проявлялось и в политической, и в социальной, и в экономической сферах. При этом формы и способы управления вырабатывались и складывались постепенно и по отношению к разным территориям носили дифференцированный характер. При общем стремлении к унификации системы управления и попытках добиться получения от окраин максимальной политической и экономической пользы для империи центральная власть в основном избегала резких действий, которые могли бы привести к нарушению политической стабильности и возникновению угрозы целостности страны. Одним из важнейших способов инкорпорации новых территорий было включение местных элит в состав российского дворянства и формирование общеимперской политической элиты.

Постепенно и достаточно противоречиво шел также процесс формирования имперского сознания и общеимперских представлений. В петровское время в политическом лексиконе прочно закрепляется словосочетание «российский народ», под которым понимают всю совокупность населяющих империю народов. Практически до конца XVIII в., когда впервые начинают складываться понятия нации и национального, формирующееся на новой основе национальное самосознание, понятия патриотизма, любви к отечеству и т. д. еще не имели этнической окрашенности и носили общероссийский характер, а населяющие Россию народы в глазах современников различались по вероисповеданию, месту расселения и обычаям.

Наряду с изучением истории России XVIII в. в рамках «новой имперской истории» с конца 1980-х годов российскими и зарубежными историками было немало сделано для переосмысления многих сложившихся стереотипных представлений, а также для заполнения «белых пятен» истории этого периода, в том числе путем расширения проблемного поля исследований. Это привело, в частности, к переоценке места и роли XVIII столетия в русском историческом процессе в целом, а также отдельных сюжетов истории этого времени. Прежде всего переосмыслению и переоценке подверглись преобразования Петра Великого. Первоначально в вышедшей в 1989 г. книге Е.В. Анисимова «Время петровских реформ» была дана общая оценка этим реформам с точки зрения того, какой именно тип политических институтов и какой тип социальных отношений были ими созданы. Историк также заново переформулировал впервые поставленный еще в конце XIX в. П.Н. Милюковым вопрос о «цене реформ», перенеся его из экономической в социальную сферу. В работах А.Н. Медушевского была предпринята попытка рассмотреть реформы Петра в сравнительно-исторической перспективе и проанализировать их с позиций теории модернизации. Важнейшим результатом новых исследований стало закрепившееся в историографии представление о том, что итогом реформ явилось создание государства военно-полицейского типа с резким усилением в нем по сравнению с предшествующим периодом степени несвободы всех социальных слоев. При этом утвердился патерналистский характер отношений власти и подданных: понятие государство, фактически слившееся с петровским концептом «общего блага», стало самоцелью и высшей ценностью. Что же касается экономической сферы, то осуществленная Петром индустриализация России с опорой на тяжелую промышленность была проведена таким образом, что, преодолев технологическое отставание от ведущих европейских держав, она фактически создала лишь минимальные стимулы дальнейшего развития. Причем, основанная главным образом на труде крепостных, реформа не только не способствовала зарождению капиталистических отношений, но, напротив, подавила некоторые уже существовавшие их ростки. Вместе с тем петровские преобразования представляют собой своего рода модель модернизации, что в первую очередь выразилось в создании в ходе реформ эффективной бюрократической системы управления. Многие черты этой модели были затем воспроизведены в ходе модернизации стран Восточной Европы, Азии и других регионов мира.

Несколько позднее в современной историографии сложилось представление о том, что Петровским реформам предшествовал системный кризис (кризис традиционализма) русского общества и государства, который не только сделал реформы жизненно необходимыми для России, но и обеспечил их осуществление, поскольку в условиях кризиса ни один социальный слой не был в состоянии оказать реформатору сколько-нибудь серьезного сопротивления. Итоги же петровских преобразований представляют собой сложное и весьма противоречивое явление, не поддающееся однозначной оценке. Однако очевидно, что, поскольку именно реформы Петра Великого предопределили историческое развитие России на все последующее время, их противоречивость сказывалась еще очень долго. К числу важнейших противоречий следует отнести то, что реформы, с одной стороны, заложили основы формирования в России полноценных юридических сословий, а с другой — фактически распространили на все социальные слои крепостнические принципы их взаимоотношений с государством. Это предопределило неравномерность темпов складывания в России отдельных сословий, а значит, и дисбаланс в социальном развитии страны. Одновременно это противоречие означало, что в итогах Петровских реформ были заложены две различные тенденции, две возможности будущего социально-политического развития: либо развитие военно-полицейского начала, предполагающего полное закрепощение всех социальных слоев, либо сословного, которое могло бы стать основой формирования гражданского общества.

Формированию нового взгляда на Петровскую эпоху способствовало и появление исследований М.О. Акишина, Е.В. Анисимова, Д.А. Редина, Д.О. Серова и других, посвященных отдельным направлениям реформ и созданным в ходе них политическим институтам, а также проведению реформ на локальном уровне. Так, в частности, было доказано, что административная реформа Петра не была резкой ломкой прежде существовавшей системы, но довольно длительным и постепенным процессом преобразования структуры управления на новой основе, причем вновь возникшая система унаследовала немало черт прежней. Еще одна группа новых исследований посвящена судьбам отдельных деятелей Петровской эпохи.

Празднование в 2003 г. 300-летия основания Санкт-Петербурга породило целый поток новых исследований по истории города, в том числе о первых десятилетиях его существования. Важно при этом заметить, что некоторые исследователи видят в основании Петербурга едва ли не самое важное из преобразований Петра Великого, обращая внимание на то, что в течение нескольких последующих