Военные мемуары. Единство. 1942-1944 - Шарль де Голль

Корреспондент «Нью-Йорк геральд трибюн» Хилл дает превосходный отчет об этой пресс-конференции. Он выделяет заявление генерала де Голля о командующих союзными войсками и генерале Жиро.

Каллер приводит эти заявления, связывая их с заявлением Корделла Хэлла об американской политике, сделанным 9 апреля. «На своей пресс-конференции, — пишет он, — генерал де Голль со всей определенностью вновь подтвердил суверенные права Франции и решимость Комитета управлять Францией после ее освобождения… Генерал де Голль предложил журналистам задать ему вопросы. Ни один вопрос, даже самый деликатный, не поставил его в затруднительное положение. На большинство их он дал обстоятельные ответы».

I. В начале беседы Богомолов делится своими впечатлениями об Италии. По его мнению, дела там идут неплохо, Бадольо, по-видимому, упрочил свое положение. Вопрос о монархии улаживается. Впрочем, Советское правительство не возражает против установления монархического режима. Важным с его точки зрения является единство всех антифашистских сил в освободительной войне против государств оси.

«А какова ваша позиция?» — спрашивает Богомолов у генерала де Голля.

«Мы находимся в ином положении, — говорит генерал де Голль. — Мы подверглись прямому нападению со стороны Италии. Итальянцы в течение длительного времени настойчиво претендовали на некоторые наши колониальные владения и на часть территории метрополии. В будущем мы надеемся прийти к согласию с Италией. Но пока нам незачем приступать к переговорам с правительством Бадольо, поскольку мы даже не знаем, кого собственно оно представляет в Италии.

Фактически многие вопросы уже решены самим ходом событий. Притязания Италии на Корсику, Ниццу, Савойю, на Тунис и Джибути сегодня уже не могут восприниматься всерьез. Вопрос об итальянской империи уже решен».

II. Затем, оставив в стороне итальянские дела, Богомолов меняет тон и переходит к некоторым публикациям североафриканской печати. Он отмечает, что недавно в «Эко д’Альже» была напечатана карта военных действий, на которой Польша указана в границах 1939 г., из чего можно заключить, что таковы соответственно и границы Советского государства. Между тем вопрос о советских границах разрешен конституцией и не может быть решен иначе.

«Мое правительство поручило мне, — говорит Богомолов, — заявить протест против опубликования этой карты, которая находится в противоречии с советской конституцией».

Генерал де Голль прежде всего указывает, что правительство не считает себя ответственным за карты, публикуемые в «Эко д’Альже». Но поскольку Богомолов ставит вопрос о границах именно таким образом, ему должно быть известно, что советско-польская граница 1939 является единственной, о которой в настоящее время мы располагаем официальными сведениями. Правительство Советского Союза никогда не информировало нас о каком-либо международном соглашении относительно изменения этой границы. Мы даже точно не знаем, как решился для него вопрос и определило ли оно окончательно свои намерения на этот счет.

Если бы вместо границы 1939 мы опубликовали какую-нибудь другую границу, польский посол на другой же день явился бы с протестом. А ведь мы союзники Польши, точно так же как и союзники Советского Союза.

Я не раз говорил вам, заявляет генерал де Голль, что мы хотели бы, чтобы Советский Союз и Польша пришли к соглашению. У нас нет ни желания, ни возможности вмешиваться в это дело, но мы очень хотим, чтобы оно было урегулировано.

Богомолов говорит, что СССР считает вопрос урегулированным. СССР не требует никаких гарантий, ибо он ни в ком не нуждается, чтобы гарантировать свои границы: он располагает силой советских армий, которые победоносно освобождают его территорию.

Генерал де Голль подчеркивает, что он рад тому, что войска Красной Армии успешно освобождают территорию Советского Союза.

Богомолов выражает сожаление по поводу того, что мы недостаточно признательны Советскому правительству и недооцениваем его доброе отношение к нам. Между тем формула признания Комитета освобождения Советским Союзом значительно шире той, которая была принята другими державами.

III. Генерал де Голль признает достоинство формулы признания Комитета освобождения правительством Советского Союза. Однако он обращает внимание советского посла на то, что подобно тому, как гарантия советских границ, как сказал Богомолов, определяется мощью советских армий, точно так же признание французского правительства зависит прежде всего от французского народа. Дипломатические формулы играют здесь второстепенную роль.

К тому же формула признания — это одна сторона вопроса. Гораздо больше нас интересует, как признание выглядит на практике.

Генерал де Голль напоминает, что СССР признал Французский комитет национального освобождения как «представителя государственных интересов Французской республики». В настоящее время ведутся переговоры с участием СССР по вопросу о мирном урегулировании в Европе. Мы знаем, что в Лондоне работает Европейская комиссия. Нам известно, что Стеттиниус имел беседы с советским послом в Лондоне. Мы слышали о том, что в Тегеране состоялась конференция. Однако Советское правительство, подобно вашингтонскому и лондонскому правительствам, не информировало нас ни о цели, ни о ходе переговоров. Неужели же «государственные интересы Французской республики» не связаны с мирным урегулированием в Европе и в первую очередь с будущей судьбой Германии?

Богомолов ссылается на то, что существует сомнение относительно цели бесед, которые вел Стеттиниус, и относительно значения работ Европейской комиссии, после чего он прощается с генералом де Голлем.

Прошу передать от моего имени Эдвину Вильсону следующее послание:

«С большим сожалением узнал о причинах, которые не позволяют вам возвратиться. Я сохраню самые приятные воспоминания о столь искренних и дружеских отношениях с вами, которые существовали у Комитета освобождения и у меня лично.

Надеюсь, что скоро все ваши заботы получат благополучное разрешение. Шлю вам самые искренние пожелания успеха на новом посту».

Внимательно слежу за вашими действиями и хотел бы выразить вам свое удовлетворение. Я знаю о ваших трудностях, которые сводятся, впрочем, к одной основной, а именно к трудности, созданной для вас определенной политикой иностранных держав, использующих во зло сложившиеся условия. Задача состоит в том, чтобы твердо держаться и маневрировать в ожидании изменения обстановки… Вам нужно избегать ловушек, которые, одна за другой, расставляются при помощи интриг и в результате иностранного давления. В этой связи очень важно, чтобы среди французского административного и военного персонала в Леванте были установлены строгий порядок и дисциплина. Я готов оказать вам в этом смысле самую решительную поддержку и не буду считаться с заслугами, приписываемыми себе некоторыми лицами, которые ссылаются на преданность нашему делу и кичатся ею, чтобы уклониться от повиновения. Любой гражданский или военный чиновник, который, по вашему мнению, будет заслуживать наказания и которого вы пожелаете сместить, не встретит с моей стороны никакой поддержки, совсем напротив.