Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

– Ну, где же мне остановиться? – спросил кэбмен. Решайте. Я только хочу знать – где?

Спор возобновился с новым пылом, а так как лошади досаждала муха, садившаяся ей на нос, то кэбмен, воспользовавшись досугом, хлестал ее по голове, руководствуясь принципом противоположных раздражений.

– Решает большинство голосов, – сказала, наконец, одна из сварливых леди. – Кучер, дом с желтой дверью!

Но когда кабриолет с шиком подъехал к дому с желтой дверью, «произведя больше шуму, чем собственный экипаж», как заметила с торжеством одна из сварливых леди, и когда кэбмен соскочил, чтобы помочь дамам выйти из экипажа, маленькая круглая голова юного Томаса Бардла высунулась из окна дома с красной дверью, расположенного дальше.

– Возмутительно! – воскликнула только что упомянутая сварливая леди, бросив уничтожающий взгляд на неповоротливого джентльмена.

– Моя милая, я не виноват, – сказал неповоротливый джентльмен.

– Молчи, болван! – отрезала леди. – Кучер, к дому с красной дверью! О, если случалось когда-нибудь женщине иметь дело с грубияном, которому приятно оскорблять свою жену при каждом удобном случае в присутствии посторонних, то эта женщина – я!

– Вы бы постыдились, Редль, – сказала вторая маленькая женщина – не кто иная, как миссис Клаппинс.

– Что же я сделал? – осведомился мистер Редль.

– Молчи, болван, молчи, или я забуду, что я женщина, и поколочу тебя! – воскликнула миссис Редль.

Пока длился этот диалог, кэбмен весьма позорно вел лошадь под уздцы к дому с красной дверью, которую уже открыл юный Бардл. Поистине это был недостойный и унизительный способ подъезжать к дому друзей! Рысак не подкатил бешено к подъезду, кэбмен не соскочил с козел и не забарабанил в дверь, не откинул фартука в самый последний момент, дабы леди не сидели на ветру, и не передал им шалей, как это делает кучер «собственного экипажа»! Никакого шика; это было вульгарнее, чем прийти пешком.

– Ну, Томми, – сказала миссис Клаппинс, – как здоровье твоей бедной мамочки?

– Она совсем здорова, – отвечал юный Бардл. – Она готова и ждет в гостиной. И я тоже готов.

Тут юный Бардл засунул руки в карманы и начал прыгать с нижней ступеньки подъезда на тротуар и обратно.

– А еще кто-нибудь едет с нами, Томми? – спросила миссис Клаппинс, поправляя пелерину.

– Миссис Сендерс едет, – отвечал Томми. – И я тоже еду.

– Дрянной мальчишка, – пробормотала миссис Клаппинс. – Он только о себе и думает. Послушай, милый Томми...

– Что? – отозвался юный Бардл.

– Еще кто-нибудь едет, миленький? – вкрадчиво осведомилась миссис Клаппинс. – Миссис Роджерс едет, – отвечал юный Бардл, тараща глаза.

– Как! Леди, которая сняла комнату? – воскликнула миссис Клаппинс.

Юный Бардл глубже засунул руки в карманы и кивнул ровно тридцать пять раз, давая понять, что речь идет о леди жилице и ни о ком другом.

– Ах, боже мой, – сказала миссис Клаппинс, – да это настоящий пикник.

– А если бы вы знали, что припрятано в буфете! – подхватил юный Бардл.

– А что там, Томми? – ласково спросила миссис Клаппинс. – Я уверена, что мне ты скажешь, Томми.

– Нет, не скажу, – возразил юный Бардл, покачав головой и снова взбираясь на нижнюю ступеньку. – Противный ребенок! – пробормотала миссис Клаппинс. – Какой упрямый, скверный мальчишка! Ну, Томми, скажи же своей дорогой Клаппи.

– Мама запретила говорить! – ответил юный Бардл. – И мне тоже дадут, и мне тоже!

Вдохновленный такой перспективой, скороспелый ребенок с удвоенным рвением занялся своей утомительной игрой.

Вышеприведенный допрос невинного младенца происходил, пока мистер и миссис Редль и кэбмен препирались из-за денег. Когда спор окончился в пользу кэбмена, миссис Редль подошла нетвердыми шагами к миссис Клаппинс.

– Ах, Мэри-Энн! Что случилось? – спросила миссис Клаппинс.

– Я вся дрожу, Бетси, – отвечала миссис Редль. – Редль – не мужчина, он все взваливает на меня.

Вряд ли это было справедливо по отношению к злосчастному мистеру Редлю, ибо добрая супруга отстранила его в самом начале спора и властно приказала держать язык за зубами. Впрочем, он не имел возможности оправдаться, так как у миссис Редль обнаружились недвусмысленные симптомы приближающегося обморока. Заметив это из окна гостиной, миссис Бардл, миссис Сендерс, жилица и служанка жилицы поспешно вышли и проводили ее в дом, болтая без умолку и всемерно выражая жалость и сострадание, словно она была несчастнейшей из смертных. В гостиной ее уложили на диван, и жилица со второго этажа, сбегав к себе, вернулась с флаконом нашатырного спирта, каковой она, крепко обняв миссис Редль за шею, прижимала со всей женственной заботливостью и жалостью к ее носу до тех пор, пока эта леди, долго отбивавшаяся, не вынуждена была заявить, что чувствует себя гораздо лучше.

– Ах, бедняжка! – воскликнула миссис Роджерс. – Я слишком хорошо понимаю ее чувства.

– Ах, бедняжка! Я тоже! – подхватила миссис Сендерс.

И тогда все леди застонали хором и объявили, что они-то понимают, в чем тут дело, и жалеют ее от всего сердца. Даже маленькая служанка жилицы, тринадцати лет и трех футов росту, выразила шепотом сочувствие.

– Но что же случилось? – спросила миссис Бардл.

– Вот именно! Что расстроило вас, сударыня? – осведомилась миссис Роджерс.

– Меня сильно взволновали, – укоризненным тоном произнесла миссис Редль.

В ответ на это леди устремили негодующий взгляд на мистера Редля.

– Дело вот в чем, – сказал злополучный джентльмен, выступая вперед. – Когда мы сошли у подъезда, начался спор с кучером кабриоле...

Громкий вопль его жены, вызванный этим последним словом, заглушил дальнейшие объяснения.

– Вы бы лучше нас оставили, Редль, пока мы не приведем ее в чувство, – сказала миссис Клаппинс. – В вашем присутствии она никогда не оправится.

Все леди были того же мнения. Поэтому мистера Редля вытолкали из комнаты и предложили ему прогуляться по двору.

Он прогуливался около четверти часа, после чего миссис Бардл с торжественным видом объявила ему, что теперь он может войти, но должен быть очень осторожен в обращении с женой. Миссис Бардл знает, что у него не было дурных намерений, но Мэри-Энн очень слаба, и если он не остережется, то может потерять ее, когда меньше всего этого ждет, что впоследствии явится для него весьма мучительным воспоминанием, и так далее. Мистер Редль выслушивал все это с большим смирением и вскоре вернулся в гостиную сущей овечкой.

– Ах, миссис Роджерс, сударыня! – воскликнула миссис Бардл. – Да ведь я вас еще не познакомила! Мистер Редль, сударыня, миссис Клаппинс, сударыня, миссис Редль, сударыня.