Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

– В конце концов, не исключено, что Джон Болейн прикончил-таки свою жену, – вскинув бровь, заявил Барак. – Думаю, даже находясь в тюрьме, он вполне мог организовать убийства слесаря и подмастерья.

– Не спорю. Для того чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, неплохо бы выяснить, где Эдит пропадала в течение девяти лет. Вероятно, кто-то прятал ее, причем вдали от Нориджа. Возможно, держал в плену.

Перед мысленным моим взором возникла сценка из кукольного спектакля: вот марионетка, изображавшая богатую леди, внезапно превратилась в замарашку. Все это было как-то связано с Эдит Болейн, но связь пока от меня ускользала.

– О чем задумались? – донесся до меня голос Барака.

– Так, ни о чем. Просто я чертовски устал.

Издалека долетел топот тысяч ног: повстанцы, под управлением сотников, рядами шагали на пустошь, где должны были проходить военные учения. Многие теперь были облачены в металлические шлемы и нагрудники, взятые на городских складах оружия.

– Надо показать письмо Тамми капитану Кетту, – заметил Барак. – Наверняка он знать не знает об итальянских наемниках. Если я напишу ей ответ, вы попросите Кетта посодействовать, чтобы письмо попало к Тамазин?

Я положил руку ему на плечо:

– Разумеется.

Мы оба устремили взгляды вдаль, туда, где, сверкая копьями и пиками, двигались бесконечные людские ряды. Тысячи повстанцев превращались в настоящую армию.

На этой неделе атмосфера в лагере заметно изменилась. Прежде все веселились, радовались обретенной свободе и сытной еде, предавались играм и развлечениям. Ныне, несмотря на одержанную победу, угроза скорого столкновения с отправленной правительством армией становилась все реальнее, и потому повстанцы, оставив все прочие дела, усиленно занимались военной подготовкой. Днем я пошел в церковь Святого Михаила, рассчитывая поговорить с капитаном Кеттом, однако караульный сообщил, что он вряд ли вернется до вечера. Я передал ему письмо Тамазин, упомянув, что там содержатся важные сведения о появлении в Лондоне итальянских наемников. Вернувшись в свою хижину, я проспал несколько часов подряд, после чего вновь направился в штаб. Солнце уже клонилось к закату, самые длинные летние дни остались позади, и теперь каждый вечер сумерки сгущались чуть раньше. У дверей церкви люди, желающие поговорить с Кеттом, выстроились в некое подобие очереди. Я пристроился в самый конец и, когда настал мой черед, вошел внутрь.

Роберт Кетт выглядел озабоченным и усталым.

– Мастер Шардлейк! – воскликнул он, увидев меня. – Спасибо, что передали мне то письмо!

– Я понял, что вы должны его прочесть.

Он кивнул, по обыкновению сверля меня глазами.

– Завтра нам будет не до судов. Придется отложить их на пару дней. – Кетт развернул письмо Тамазин. – Судя по всему, против нас будет брошена армия, состоящая из иноземных наемников.

– Барак просит отправить это каким-нибудь надежным способом, – сказал я, вручая ему ответ. – Он очень переживает о своей семье и хочет сообщить жене, что жив и здоров.

– Сделаю все, что в моих силах, однако не могу обещать, что письмо дойдет до адресата, – вздохнул Кетт. – Да, кстати! – Он порылся в бумагах, лежавших на столе, и вручил мне какой-то документ. – Это пропуск, который дает вам право в любое время бывать в Норидже и посещать тюремный замок.

– Благодарю вас, капитан Кетт.

– Теперь вы сможете без помех навещать Джона Болейна и молодого Овертона.

– Думаю, сегодня многие жители лагеря устремились в город.

– Да. Завтра нориджский рынок тоже будет открыт. Мы по-прежнему выдаем людям деньги из казны, что хранится во дворце графа Суррея. Кстати, не нуждаетесь ли вы в деньгах, мастер Шардлейк?

– У меня осталось полсоверена, – пожал я плечами. – Пока мне хватит.

На обратном пути я размышлял о том, что у Кетта имеется не только свой суд, но и свое казначейство. Постепенно повстанческий лагерь превращался в государство в государстве. На память мне пришли слова Барака о незавидной участи, которая ожидает меня, если мятежники будут разбиты. Вне всякого сомнения, Джек был прав, но я принял решение и не собирался его менять. В конце концов, никому из живущих на земле не ведомо, какое будущее его ожидает, рассудил я, пытаясь отогнать тревоги прочь.

Бумажной работы теперь было намного меньше; на следующий день Бараку поручили составить опись пушек, захваченных в городе. Вместе с пушками в лагерь был привезен и изрядный запас ядер, и сейчас предстояло обеспечить каждое орудие ядрами соответствующего калибра. Члены бывшей гильдии каменщиков, которых в лагере собралось немало, занимались изготовлением новых боеприпасов. Барак должен был сосчитать, сколько часов они работали и какое жалованье причитается каждому, а также подробно записать, сколько ядер различного калибра ими произведено. Все описи, составленные Джеком, поступали в распоряжение капитана Майлса и его канониров, в большинстве своем отставных солдат.

Предоставленный самому себе, я решил отыскать Тоби Локвуда и попытаться воззвать к его совести. По словам Эдварда, Локвуд стал в лагере важной птицей, и действительно, бо́льшую часть дня он нынче провел на каких-то совещаниях в церкви Святого Михаила. Лишь вечером, добредя до хижины Тоби, я застал его там. Жилище его, надо сказать, ничем не отличалось от прочих дощатых конурок, тесных и душных. Когда я пришел, Локвуд умывался, черпая воду ковшом из кадки. Я невольно отметил про себя, какое у него крепкое мускулистое тело, мощная, поросшая черными волосами грудь. Дабы избежать вшей, волосы его и борода, как у большинства из нас, были коротко подстрижены, и из-за этого круглое лицо казалось особенно суровым. Увидев меня, он неприязненно прищурился:

– Мастер Шардлейк?

– Добрый вечер, Тоби. Мы можем поговорить?

Он вытерся рубашкой и надел ее.

– О чем нам с вами разговаривать?

– Я до сих пор не могу понять, чем мы так досадили вам, что вы решили отправить Николаса в тюрьму. Спору нет, вы с ним расходитесь во взглядах. Но это не повод для того, чтобы ломать парню жизнь. Я тоже смотрю на многое иначе, чем он.

– Именно поэтому вы с Бараком находитесь в лагере, а Овертон – в тюрьме, – отчеканил Тоби.

– Никогда не поверю, что дело тут только в политических убеждениях. Похоже, вы сразу его невзлюбили.

– Да, я ненавижу вашего Николаса и таких, как он.

– Но разве это достойно порядочного человека – использовать свою власть для сведения личных счетов? Быть может, печаль по умершим родителям лишила вас способности рассуждать непредвзято? Я сочувствую вашему горю и понимаю, как вам сейчас тяжело. Я сам потерял родителей и многих других людей, к которым был привязан всем сердцем. Но человек не должен вымещать на других боль своей утраты.

– Не должен вымещать на других? – повторил Локвуд, издевательски подражая моему произношению. – Значит, по-вашему, порядочный человек не должен мстить за нанесенные ему обиды? – Он подался вперед. – Помните Эймерика Копулдейка, моего лондонского патрона?