Собрание сочинений в десяти томах. Том 3 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
— Это не делает чести императорской семье, — буркнул граф, — если их кровь живет в нищете и без приюта… и если родственник императора должен, как простой солдат, служить за жалованье…
— Когда скверная кровь, то ее выпускают из жил, — ответил Оттон.
Вигман с цинизмом расхохотался.
— Я пришел просить не милостыни, а справедливости, — ответил он. — На то вас Бог посадил на этом троне, чтобы творили правду…
— Я и творю ее, — гневно ответил Оттон, — и с большей долей милосердия, чем строгости… А если я и согрешил, то скорее снисходительностью по отношению к тем, которые никогда не исправятся и не вдумаются в свои прегрешения даже тогда, когда им дают время для покаяния.
— Посмотрите на меня, — начал опять, возвышая голос Вигман, — посмотрите и, может быть, поймете, что я имею право жаловаться. Разве мне пристало быть тем, кем вы меня сделали?
Говоря это и издевательски смеясь, граф указал на свою порванную одежду и плохое оружие.
— Не мы из вас сделали такого нищего, а вы сами этому причиной! — воскликнул Оттон. — Вместо того чтобы сидеть на вашем графстве, вы братались со всеми бунтовщиками, пробовали соединить и восстановить против нас славян, и не только указывали им к нам дорогу, но и сами принимали участие в набегах.
— Точно так же и ваш сын ходил против вас, когда вы с ним несправедливо поступили… Да, это правда, что я искал у славян защиты, не найдя ее у вас…
— В таком случае и теперь ищите у них справедливости! — сердито воскликнул Оттон.
Вигман стоял и, глядя Оттону прямо в глаза, презрительно улыбался.
— Это последнее слово императора? — спросил он.
— Моли Бога, чтобы оно было последним, — сказал Оттон, — а то после него могло бы сорваться другое, которое бы навеки разрешило дело между мною и тобою.
Вигман после такого заявления остался равнодушен, не тронулся с места, не испугался.
— Хорошо, — ответил он угрюмо, — что есть многочисленные свидетели этого приговора, угроз и приема. По крайней мере люди не скажут, что Вигман не унижался перед своим господином, не умолял его… и что его оттолкнули.
Оттон отвернулся; сын и дочери стояли позади отца молча и испуганные. Свидетели в первой комнате с интересом прислушивались к разговору и ожидали исхода этой сцены, которая могла кончиться для графа тюрьмой или изгнанием. Оттон стерпел надменность своего родственника. Видя, что граф продолжал стоять, он прибавил:
— Поезжайте, куда вам приказано, под начальство Герона, исполняйте все, что он велит… а через год, когда вы исправитесь, посмотрим, что можно будет для вас сделать.
— Как, мне исполнять приказы Герона? Мне быть под его начальством?… — крикнул Вигман. — Да разве я бы стерпел, чтобы какой-то простой человек помыкал мною, унижал, делал бы из меня своего слугу?…
Оттон больше не желал отвечать, и Вигман, увидев, что он не изменит своего решения, собрался уходить.
— Пусть будет так, как судьба хочет, — сказал он. — Не из вашей руки, милостивый император, а от Бога принимаю то, на что вы меня осудили… Теперь буду знать, как мне поступить. Какие бы ни были последствия, пусть они падут на того, кто был их причиной… Вигман, горемычный и бедный воин, не имеет ни друзей, ни союзников, — прибавил он, — но Бог велик… найдутся такие, которые ему помогут и сделают сильным…
Эта угроза окончательно вывела из себя Оттона; повернувшись теперь к своей свите, он воскликнул:
— Благодари Бога, дерзкий человек, что сегодня Христово Воскресение, день радости и торжества, и поэтому я не хочу омрачать его строгостью! Уйди немедленно!
И Оттон вторично указал ему на двери.
Среди придворных произошло движение, и Вигман, опасаясь, чтобы кто-нибудь из более дерзких не надумал его вывести, с лицом, перекошенным гневом, стал медленно пятиться к двери. В обеих комнатах воцарилась полная тишина. Как будто боясь нападения, Вигман положил руку на меч и всякого, приблизившегося к нему в этот момент, он, без сомнения, зарубил бы.
Император следил глазами за каждым шагом своего дерзкого родственника, который медленно и как бы нарочито отмерял шаги, и уже находясь на пороге первой комнаты, он повернулся к Оттону, грозно и вызывающе смерил его взглядом, а затем, не спеша, чтобы не подумали, что он кого-нибудь боится, вышел из дворца.
Хотя Оттон сумел показать свою силу и стойкость, все-таки это происшествие произвело на окружавших неприятное впечатление.
Никто не смел ни заговорить, ни даже поднять глаз. Один из камергеров вышел в сени и следил за графом во дворе. Вигман сел на лошадь и выехал из замкового двора в сопровождении только двух человек, из которых один держал его щит, а другой громадный обнаженный меч.
Легко можно было догадаться, что после подобного свидания с императором, Вигман опять обратится к мелким славянским племенам, жившим на границе. В подобных случаях он уже неоднократно подговаривал их к набегам, обещая им золотые горы. Но Отгон благодаря Герону и союзу с чехами был достаточно силен на границе, и ему нечего было бояться выходок такого головореза, как Вигман; напротив, он имел скорее основание думать, что славяне, с которыми граф тоже не церемонился, в конце концов схватят его и убьют или же выдадут его в руки императора. Поэтому Оттон не удерживал графа, не старался его образумить, а отпустил его на волю, предоставляя все случаю.
Мешко прислушивался к разговору с большим вниманием, и по голосу и тону Отгона старался составить себе мнение о нем. Вигман в этом случае сослужил ему большую службу, так как Мешко за эти несколько моментов лучше узнал Отгона, чем за все свое пребывание в Кведлингбурге.
В этот же день, еще до заката солнца, молодежь устроила во дворе замка что-то вроде рыцарского турнира, к которому, стоя на крыльце, присматривался сам император; немного спустя он отправился вместе с духовенством и вельможами на совещание, продлившееся до поздней ночи. Гостей, которые остались в большом зале, развлекали и угощали камергеры и стольники. В таком же духе прошли и следующие дни: то на службах в храме, то на турнирах, то на совещаниях, приемах и пирах. Мешко, ободренный тем, что его никто не узнал, наблюдал за всем, что делается в императорском дворце, присматривался к зазедегным порядкам и всем пышным церемониям. Все время находясь в свите Болеслава в качестве его родственника, стараясь как можно меньше обратить на себя внимание, князь был уверен, что на самом деле никто на него не смотрит и не замечает
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!