Спящие красавицы - Оуэн Кинг

— Ты сыграл на моих чувствах, — сказала она Клинту. — Это было жестоко, доктор Норкросс. — Ее лицо было торжественным, но он думал, что видит проблеск оживления в её глазах. Может быть, даже веселья. Она охватила талию Уилли левой рукой и положила правую руку на матовые, пропитанные потом волосы на затылке старика. Потом прижала свои губы к его рту.

Уилли содрогнулся. Его руки поднялись, и обняли Эви. На мгновение старик и молодая женщина оставались в объятиях. Потом она отпустила его и отошла.

— Как ты себя чувствуешь, Уилли?

— Чертовски прекрасно, — сказал Уилли Берк. Он сел.

— Боже мой, — сказал Рид Бэрроуз. — Он выглядит лет на двадцать моложе.

— Меня так не целовали с тех пор, как я учился в школе, — сказал Уилли. — Если когда-нибудь вообще целовали. Мэм, кажется, вы спасли мне жизнь. Я благодарю вас за это, но думаю, что за такой поцелуй не жалко и жизни.

Эви улыбнулась.

— Я рада, что вам понравилось. Мне тоже понравилось, хотя это было не так хорошо, как победа в Транспортном переполохе.

Кровь Клинта больше не бурлила; измождение, и последнее чудо Эви остудили её. Он с недоумением вспомнил то чувство ярости, которое испытывал совсем недавно, словно мужчина, смотрящий на незнакомца, который вломился в его дом и захламил кухню, делая себе экстравагантный и сытный завтрак. Он чувствовал себя постаревшим, печальным и ужасно уставшим. Он хотел бы просто пойти домой и присесть рядом с женой, разделяя с ней пространство и не говоря ни слова.

— Джиари, — произнес Клинт.

Фрэнк исподлобья смотрел на него, как на какого-то безумца.

— Отпусти ее. Это единственный способ.

— Может быть, но ты точно этого не знаешь, ведь так?

— Нет, — согласился Клинт. — Почему же жизнь такая ебнутая-то?

Тогда заговорила Энджела.

— Есть плохие времена и хорошие времена, — сказала она. — Плохие времена и хорошие. Все остальное — просто дерьмо в амбаре.

— Я думала, что это меня займет, хотя бы до четверга, но… — Эви рассмеялась, звук, напоминающий звон колокольчиков. — Я забыла, как быстро люди могут шевелиться, когда на что-то настроились.

— А как же, — сказала Микаэла. — Вспомни Манхэттенский проект.[386]

6

В то прекрасное утро в восемь часов утра по Западной Лавин проехала кавалькада из шести машин, за ними тлела тюрьма, словно не затушенная сигара в пепельнице. Кавалькада свернула на Болл-Хилл-Роуд. Патрульный автомобиль номер два возглавлял процессию с медленно вращающимися проблесковыми маячками. За рулем был Фрэнк. Клинт находился в кресле напарника. За ними сидела Эви Блэк, именно там, где она и сидела после того, как Лила ее арестовала. Тогда она была полуобнаженной. На обратном пути она была одета в коричневую робу, которые носили заключенные Дулингского исправительного учреждения.

— Как мы объясним все это полиции штата, я не знаю, — сказал Фрэнк. — Много погибших, много раненых.

— Сейчас они по самую макушку погружены в Аврору, — сказал Клинт, — и, наверняка, половина из них даже не появляется на рабочих местах. Когда все женщины вернутся — если вернутся — никого это не будет волновать.

У них за спиной, Эви, — тихо произнесла:

— А матерей. Жен. Дочерей. Как вы думаете, кто убирает поля сражений после того, как замолкает оружие?

7

Патрульный автомобиль номер два остановился около дороги, ведущей к трейлеру Трумэна Мейвейзера, где еще трепыхались желтые ленты место преступления. Другие транспортные средства — две полицейские машины, два легковых автомобиля, и пикап Карсона Струтерса — подъехали за ними.

— Что теперь? — Спросил Клинт.

— Теперь посмотрим, — сказала Эви. — Если только один из этих людей не передумает и, в конце концов, не пристрелит меня, то есть.

— Этого не произойдет, — ответил Клинт, будучи не так в этом уверен, как произносил.

Двери захлопнулись. На данный момент трио в патрульный автомобиле номер два сидело на своих местах.

— Расскажи мне кое-что, Эви, — попросил Фрэнк. — Если ты просто эмиссар, кто отвечает за это родео? Какая-то… я не знаю … жизненная сила? Или это Большая Мать Земля нажала на перезагрузку?

— Ты имеешь в виду Великую Лесби на небе? — Спросила Эви. — Коротконогое, тяжеловесное божество в брючном костюме и практичной обуви? Разве не этот образ возникает в голове большинства мужчин, когда они думают, что женщина пытается самостоятельно управлять своей жизнью?

— Я не знаю. — Фрэнк чувствовал себя вялым, уставшим. Он скучал по дочери. Он скучал даже по Элейн. Он не знал, что случилось с его гневом. Как будто его карман прорвался, и он выпал где-то по дороге. — А что приходит тебе на ум, когда ты думаешь о мужчинах, умница хренова?

— Оружие, — сказала она. — Клинт, здесь отсутствуют дверные ручки.

— Не позволяй этому остановить тебя, — сказал он.

Она не позволила. Одна из задних дверей открылась, и Эви Блэк вышла. Клинт и Фрэнк присоединились к ней, по одному с каждой стороны, и Клинту вспомнились библейские занятия, которые он был вынужден посещать в каком-то приемном доме: Иисус на кресте, с неверующим плохишом с одной стороны и хорошим вором с другой — тем, кто, по словам умирающего Мессии, вскоре воссоединится с ним в раю. Клинт вспомнил, что подумал, что бедолага, вероятно, устроит по случаю своего условно-досрочного освобождения прекрасный ужин.

— Я не знаю, какая сила прислала меня сюда, — сказала она. — Я знаю только, что я была призвана, и…

— Ты пришла, — закончил за неё Клинт.

— Да. А теперь я возвращаюсь.

— Что делать нам? — Спросил Фрэнк.

Эви повернулась к нему, и она больше не улыбалась.

— Вы будете делать работу, уготованную, как правило, для женщин. Вы будете ждать. — Она вдохнула полной грудью. — О, воздух пахнет свежестью после этой тюрьмы.

Она прошла мимо людей, как будто их там и не было, и взяла Энджелу за плечи. Энджела посмотрела на нее сияющими глазами.

— Ты молодец, — сказала Эви, — и я благодарю тебя от всего сердца.

Энджела выпалила:

— Я люблю тебя, Эви!

— Я тоже люблю тебя, — сказала Эви, и поцеловала ее в губы. Эви пошла к руинам метлаборатории. За ней сидела лиса, с хвостом, обернутым вокруг лап. Она тяжело дышала и глядела на Эви блестящими глазами. Эви последовала за лисой, а мужчины последовали за Эви.

8

— Папа, — сказал Джаред голосом, чуть громче шепота. — Видишь? Скажи, что видишь.