Ведьмы Алистера - Дарья Шатил

спасёт литр кофе, тушь и патчи под глаза. Возможно, шампанское мне бы тоже помогло, но, боюсь, не сейчас.

— Нам нужен волк, — выпалила Марта, уставшая переваривать эту проблему.

— Волк? — удивлённо выгнула бровь Кеторин. — Тоже мне проблема. Девчонка согласилась помочь? Просто я так и не поняла, о чём она говорила, мешая слова с рыданиями и размазывая сопли по щекам, пока я распарывала её не самые аккуратные стежки. Не люблю людей, которые рыдают по поводу и без…

— Не смей так говорить о Джилс! — в голосе Джослин послышались стальные нотки, и Марта даже вздрогнула. Ей был знаком этот тон — так начальница отчитывала учительниц, которые в чём-то провинились, и детей, которые вели себя неправильно. Хотя учительниц Джослин отчитывала чаще, чем детей.

Вот только Кеторин даже не посмотрела в сторону старухи, просто проигнорировав женщину и её недовольство, и свернула с конфликтной тропы так быстро, что Марта не сразу среагировала и не успела подстроиться под неё.

— Так вы говорили о волках. Нужен какой-то конкретный? Серый? Белый? Одноухий? С помеченными лапами? Или, может, совсем без лап?

— Любой, — ответила вместо Марты Джослин. Холодка в её голосе не убавилось, но было видно, что ни она, ни Кеторин не собираются конфликтовать. — Самый обычный. Главное — живой.

Кеторин хлопнула в ладоши и просияла широкой улыбкой, которая, словно ластик, стёрла следы усталости с лица женщины.

— Так это ещё проще! Будет вам волк.

Марта, как заворожённая, смотрела на Кеторин. На то, как она играючи решает проблему, над которой Марта ломала голову, не зная, с какого бока к ней подступиться. Один телефонный звонок, строго поставленная задача, несколько улыбок и комплиментов, а ещё обещание выпить по чашечке кофе как-нибудь на досуге — вот и всё. Кеторин отложила трубку, и, подперев подбородок ладонью, отпила кофе из большой кружки — его она, кстати, варила, попутно разговаривая по телефону.

— Волк скоро будет, — оповестила она их и блаженно улыбнулась. — Ещё что-то нужно?

— Соль, — каким-то не своим, слабым голосом ответила Марта.

Кеторин лишь отмахнулась.

— Этого добра у меня завались. Пойду проверю, как там наша рыдающая королева.

Кеторин развернулась и скрылась за дверью бара. А Марта всё тем же ошалевшим взглядом смотрела ей вслед.

— Она невероятна, — пробормотала девушка, и, лишь услышав ответ Джослин, поняла, что произнесла это вслух.

— Она не невероятна, а всего лишь эксцентрична, а потому успела за свою жизнь обзавестись большим количеством связей. Такие, как Кеторин, идут по жизни легко, в то время как другим приходится бродить во тьме, не зная, куда податься.

***

Джилс смотрела на спящего Элиота. Кеторин отдала ему свою большую мягкую кровать, вот только для Элиота она не оказалась такой уж большой. Элиот был громоздким мужчиной — таким же большим, как и добрым. Джилс умела разбираться в людях. Она знала, какие они, знала по тому, какая кровь течёт в их жилах.

Кровь всегда шептала. Раньше её голос был похож на шелест листьев, или, может, дыхание ветра. В этот голос нужно было вслушиваться. Вслушиваться очень внимательно, иначе был шанс не разобрать его. Но то было раньше — то было до того, как её пальцы сжались на медном обруче короны. А ведь она и не поняла этого сразу, думая, что корона связывает её с кровью других ведьм. Других кровавых ведьм.

На деле же Корона оказалась усилителем. Подарком Охотницы — богини, которой доброта никогда не была свойственна. Охотница была ревнива, Охотница была алчна. Она никогда ничего не дарила. Раньше, когда все мысли Джилс были поглощены Элиотом, а до этого ковеном и охотниками, не обращать внимание на сей факт было проще; она даже и не замечала его. Но теперь, когда Элиот мирно спал на кровати, кровь набатом стучала в венах.

В детстве бабушка рассказывала Джилс сказки об Охотнице. И об усилителе, который та даровала избранной ведьме. Ведьме, которая отреклась от своей матери. По прошествию лет подробности истории стёрлись из памяти, и Джилс никогда бы так и не вспомнила об этой истории, если бы кровь не пела для неё. А кровь пела, да к тому же так громко, что Джилс хотелось закрыть уши. Только это не помогло бы, ведь кровь отзывалась в ней. А кровь ведьм пела громче, чем кровь обычных людей.

Даже не глядя на Джуди, сидящую на диване, Джилс знала, что та глубоко опечалена. И что её брат, резонируя, грустит вместе с ней. Благо, она сейчас не слышала крови Кеторин, Марты и Джослин, так как её диапазон действия способности ограничивался расстоянием. Джилс была готова даже возблагодарить Охотницу за то, что на неё не свалились эмоции и чувства всех людей этого мира — от такого она сошла бы с ума за считанные секунды.

Джилс не знала, сколько времени она просидела так возле кровати Кеторин, погруженная в свои мысли, пытаясь отстраниться от магии, которая не желала отпускать её. Корона, запертая в ящике «Рольфа», всё равно дотягивалась до неё, и Джилс не знала, какое расстояние должно развернуться между ними, чтобы корона перестала влиять на неё.

Джилс почувствовала Кеторин и её смятение прежде, чем та вошла в студию с огромной кружкой кофе в руках.

— Как дела у нашего мальчика? — громко спросила она.

Женщина окинула свою квартиру-студию взглядом, задержавшись на каждом лице: от Роя, который смотрел на тётю со смесью уважения и страха, и тихонько всхлипывающей Джуди до Джилс и спящего Элиота.

— Вижу, он спит, — кивнула она. — А ты наконец-то перестала реветь. Что ж, отлично… Рой, Джуди, я поставила на кухне вариться курицу, пойдите проследите за ней.

Рой чуть ли не мгновенно вскочил на ноги и потянул за собой сестру. Кеторин посторонилась, пропуская их. Но, прежде чем закрыть за ними дверь, она крикнула им вслед:

— Джуди, умойся и прекрати меня избегать. Я уже не злюсь.

Кеторин закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, сделала несколько глотков из своей кружки.

— Если честно, терпеть не могу детей в этом возрасте. Они считают себя уже достаточно взрослыми, но не понимают, что от ребёнка их отличают разве что рост да волосы на теле. Взрослыми нас делает не возраст, а опыт, вынесенный из ошибок, — хмыкнула она, привалившись к двери. — Знаешь, в их возрасте я творила такое, за что собственных детей придушила бы.

Джилс оказалось сложно представить, что такого могла сотворить Кеторин, за что на неё можно было злиться. Возможно, потому что она смотрела на женщину через призму детского