📚 Hub Books: Онлайн-чтение книгРазная литератураГригорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Григорий Зиновьев. Отвергнутый вождь мировой революции - Юрий Николаевич Жуков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 203 204 205 206 207 208 209 210 211 ... 222
Перейти на страницу:
своей и Каменева роли в пусть косвенном, но все же участии в распространении документов Рютина, что неоспоримо свидетельствовало о связях зиновьевцев с «правыми». Снова и снова Григорий Евсеевич отделывался общими рассуждениями:

«Мы считали, что будет происходить рост и обострение трудностей, что недовольство пойдет не ручейками, а реками и морем, что приходит тот желанный момент, когда мы должны будем, и конечно, единым фронтом, сделать открытое выступление против партии. Новое открытое выступление может быть сопровождаемо каким-либо более активным шагом, который мы не применяли во время первой дискуссии (в 1927 году — Ю. Ж. ), хотя и тогда мы доходили до антиправительственной демонстрации 7 ноября. Более всего тогда подпольные группы как “правого”, так и так называемого “левого” направления искали связи с Зиновьевым и Каменевым».

Григорий Евсеевич продолжал рассуждать вообще, что он умел давно и великолепно делать, но так и не упомянул о столь необходимом обвинению — о существовавших группировках оппозиционеров, их составе, чтобы, используя такие данные, можно было бы сделать заключение о существовании широко разветвленного заговора. И тогда Вышинский не выдержал. Не смог больше выслушивать названное вскоре Троцким «дипломатией».

«Вышинский: Нельзя ли более конкретно? Нельзя ли сказать, в чем заключалась связь (с подпольными группами всех толков — Ю. Ж. )?

Зиновьев: Так как наиболее авторитетный по своей контрреволюционной идеологии Троцкий находится за границей, то люди обращались к Каменеву и Зиновьеву. Обращения шли и от “правых”, с которыми мы имели контакт с 1927 года. Не очень систематический, но никогда не прерывавшийся.

Вышинский: Скажите, с какого года? Скажите — “от и до”. Зиновьев: Можно сказать, что они не прекращались до самого последнего дня. Обращения шли от остатков Рабочей оппозиции — Шляпникова, Медведева, обращения шли от группы так называемых “леваков”, о которых здесь уже говорили. Это Ломинадзе, Шацкин, Стэн и другие… Обращения шли также от так называемых, как мы их тогда называли, индивидуалов. Речь идет о людях, которые вообще входили в нашу сферу влияния, но которые, тем не менее, держались несколько индивидуально. К числу их относился Смилга, до известной степени Сокольников…

Во вторую половину 1932 года мы проходили через несколько другой цикл, а именно — мы начали понимать, что мы раздували, преувеличивали трудности, как это было и раньше. Мы начали понимать, что партия и ее Центр преодолеют эти трудности. Но и в первую, и во вторую половину 1932 года мы пылали ненавистью к Центральному комитету и к Сталину. Мы (были) уверены, что руководство должно быть во что бы то ни стало сменено. Что оно должно быть сменено нами вместе с Троцким и “правыми”.

Только поведав не столько о какой-то идеологической программе, сколько высказав несомненную зависть тех, кто обладал властью, но лишился ее, Зиновьев внезапно вспомнил о Смирнове, которого все остальные подсудимые пытались представить прямым представителем Троцкого в СССР. Вспомнил о нем только для того, чтобы если не переложить полностью на него, то хотя бы разделить с ним ответственность за пресловутый террор.

«Эти моменты, — утверждал Зиновьев, — эти минуты, когда мы с ним договаривались, были наиболее решающими из всех моментов, когда готовился заговор. Больше того, именно тогда же мы намечали с ним вопрос о лицах, против которых должно быть направлено террористическое оружие. Ясно, что тут называлось в первую очередь имя Сталина… Назывался как человек, на которого должно быть направлено оружие в первую очередь — С. М. Киров. Ясно, что тогда же говорилось о Ворошилове».

Наконец-то признав намерение приступить к террору, Зиновьев перешел к не менее значимому для обвинителя.

В центр, разъяснил Зиновьев, «входили Зиновьев и Каменев. Что касается Евдокимова и Бакаева, то они входили в него формально… Со стороны троцкистов первым, бесспорным членом, вожаком их, моральным и политическим представителем назвали Ивана Никитовича Смирнова, вторым — Мрачковского, далее — Тер-Ваганяна… От группы “левых” имелись в виду Ломинадзе и Шацкин».

Повторив уже сказанное другими обвиняемыми, Зиновьев все же добавил: «Решающее значение имело так называемое совещание в Ильинском на рубеже между летом и осенью 1932 года. Во всяком случае, после моих переговоров со Смирновым, переговоров Евдокимова со Смирновым и Мрачковским, переговоров Каменева с Тер-Ваганяном, переговоров Каменева с Ломинадзе, переговоров с Томским и целым рядом других. Все созрело политически, все предпосылки были налицо. Все было более или менее намечено в черновом, если так можно было выразиться, наброске, и речь уже шла о практических выводах».

Затем, подробно рассказав о якобы прямом участии членов центра в подготовке убийства Кирова, Зиновьев перешел к отношениям с «правыми»: «Перед самым отъездом (в ссылку в январе 1933 года — Ю. Ж.) я имел свидание с Томским, которое тоже имело, по-моему, решающее значение в том смысле, что я на этом свидании Томскому открыл все дело для передачи его ближайшим друзьям Рыкову и Бухарину. Я рассказал о блоке, на какой основе этот блок построен, о людях».

Наконец, попытался Зиновьев объяснить — в чем же заключалась деятельность блока.

«Мы, — говорил Григорий Евсеевич, подразумевая себя и Каменева, — продолжали тактику, состоявшую из сочетания, комбинирования все более и более рафинированного, коварного двурушничества с подготовкой заговора». О деталях последнего умолчал, зато привел пример двурушничества. Оно, по его словам, выразилось после убийства Кирова в написании совместно с Каменевым и Евдокимовым некролога, посланного в «Правду», но не опубликованного. Однако тут же названные Зиновьевым соавторы резко отвергли свое участие в таком «двурушничестве».

Прервал показания и председатель суда.

«Ульрих: Подсудимый Зиновьев, скажите, пожалуйста, что вам известно о практических началах по подготовке теракта в отношении Сталина?

Зиновьев: Что было практически решено по этому вопросу. Я уже говорил, что я участвовал в этом деле. Я тоже говорил, (что) через Евдокимова мне было известно, что были две попытки покушения на Сталина, в которых принимали участие, насколько я помню, трое — Рейнгольд, Дрейцер и Пикель. Мне было известно, что их неудача была связана с тем фактом, о котором здесь вчера говорил в своих показаниях Бакаев.

Ульрих: Эта попытка имела место летом и осенью 1934 года, и непосредственным организатором ее был Бакаев?

Зиновьев: Да, на него это было возложено.

Ульрих: Не вы ли рекомендовали Богдана Бакаеву для того, чтобы он организовал убийство Сталина? Вы это подтверждаете?

Зиновьев: Подтверждаю»759.

Глава 27

Итак, в ходе полуторачасовых показаний, сопровождавшихся то пространными, то предельно краткими ответами на вопросы прокурора и председателя суда, Зиновьев признал все без исключения преступления, которые он якобы совершил. Признал деяния наказуемые, четко

1 ... 203 204 205 206 207 208 209 210 211 ... 222
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?