Легенда о яблоке. Часть 2 - Ана Ховская

Алекс округлил глаза и на секунду замер.

– Стоп! Я не понял: ты совсем помешалась на мысли, что я использую тебя только в целях удовлетворения собственного самолюбия?– ошеломленный и оскорбленный заявлением девушки сказал он.

– Разве нет?– холодно бросила та.

Алекс, не веря своим ушам, медленно отступил, обошел вокруг нее, пристально разглядывая ее профиль и затылок, словно выискивая хоть одно подтверждение ее сомнения в собственных словах. Но София была непреклонна.

– Ты удивительно жестока к себе и к другим!– единственное, что смог заключить он и, не находя сил оставаться с ней рядом, быстро удалился из холла.

Софию, будто пламенем обожгло изнутри. Она почувствовала, что пустила последнюю каплю в чашу нескончаемого терпения и доверия Ахматова. Он больше не проявит великодушия, даже если сам будет сгорать от желания протянуть ей руку. Она содрогнулась от осознания, на что обрекла себя в ближайшее время. Но не двигалась с места, чтобы догнать Алекса и только одним словом изменить все. Страх и самолюбие были ее клеткой. Она продолжала отчаянно убеждать себя, что без Ахматова ей будет лучше и спокойнее.

***

Беседа с Генри Фокли длилась всего двадцать минут. Тот задавал девушке короткие четкие вопросы, на которые у нее были ясные ответы. Она вела себя грамотно и бесконечно выражала недоумение, для чего была приглашена на беседу.

Фокли убедительно посоветовал ей больше не оставлять свой компьютер включенным, когда будет покидать рабочее место, быть наблюдательной и осмотрительной. София пообещала быть благоразумной и сообщать обо всех подозрительных случаях в работе с сетью агентства. Когда беседа была окончена, и она вышла из кабинета в притворном замешательстве.

К концу рабочего дня Тед известил Софию, что ее кандидатуру вынесли из списков подозреваемых. Ее так и подмывало рассказать о Жанне Фурье, но она помнила серьезную просьбу Ахматова умолчать об этом факте. Также Тед сообщил, что после работы ее будет ждать такси, которое отвезет на встречу с Биллом Макстейном. София уже знала, о чем тот будет говорить с ней, и откуда-то из глубины души прорывалась тревога и нежелание ехать на встречу. Но она запрещала себе думать о причине такого настроения и искусственно вызывала в себе чувство вдохновения.

И даже после встречи с Макстейном София, глядя в свое будущее, вроде бы чувствовала душевный подъем и оптимизм. Билл сообщил ей, что для нее уже готово место системного аналитика в офисе одного из подразделений ООН, арендована квартира, которая ждет хозяйку для полной комплектации необходимым оборудованием и предметами быта, с середины января она может приступать к работе, но для этого ей необходимо пройти все формальности: собеседование, оформление документов и другое – уже на месте, в Вашингтоне. Это обрадовало девушку. После Рождества она могла смело отправляться в Вашингтон и приниматься за обустройство новой жизни.

Но, конечно же, и радость, и душевный подъем – все это была игра перед самой собой, и София молча ненавидела эту роль. С другой стороны, ей останется один день, который она проведет в ФАМО перед Рождеством. В этот день она увидит Алекса в последний раз.

***

Выйдя на работу в пятницу, девушка никому не сообщила о своем уходе из агентства и переезде в другой штат. Об этом не знал ни Андерсон, ни Келтон, ни тем более Ахматов.

Прячась от Ахматова раньше, София тайно желала быть найденной им, даже оставляла следы. Теперь же ей было больно представить, что она может встретить его, остаться с ним наедине, боялась не выдержать его взгляда или вопроса, боялась смотреть на него даже издали. Она полностью перекрыла дорогу к нему в прямом и переносном смысле: намеренно и успешно избегала всех мест, где он мог находиться в конкретное рабочее время, не появлялась в кафетерии на обед, ушла из здания через служебный вход, не ездила в лифте, не посетила предрождественскую вечеринку в офисе.

Но самым тяжелым было то, что Ахматов и сам не искал встречи с ней. Он даже не поздравил ее с наступающим Рождеством, не прислал открытку по почте, не позвонил, будто, в самом деле, испарился из ее жизни. Это и огорчало, и лишний раз убеждало Софию в своей правоте о мужском лицемерии.

***

В сочельник девушка приехала к родителям, чтобы вместе с семьей провести рождественские каникулы. Добрые, теплые, заботливые отношения в семье спасали ее от душевного смятения и тоскливого одиночества. Она ни на минуту не оставалась одна. Она наблюдала за матерью и крестным и умилялась их взаимопониманию, терпению и бесконечной, всепоглощающей любви друг к другу. В их сердцах было еще столько пыла и нежности, радости и вдохновения, они дарили их друг другу и делились со всеми остальными. И София чувствовала себя спокойнее и благополучнее, потому что в последнее время заметила, что все больше погружается в себя и теряет свои самые яркие черты – живость, легкость, открытость. Казалось, она совсем утратила способность получать удовольствие от простых вещей и целиком была устремлена в ожидаемое будущее. София возлагала столько надежд на переезд в Вашингтон, была уверена, что все ее печали и горести забудутся, станут незначительными, будто после перелета через несколько штатов, все, что гнетет, само собой останется позади. Но пока она была с родными и близкими, тревога и уныние отходили на задний план, и это позволяло дышать полной грудью.

Но рождественский ужин стал для нее настоящим испытанием. Несмотря на то, что вокруг было так много любящих ее людей: мама и Бен, Лили и Томас, Милинда и Джейсон – София чувствовала себя виноватой и бессердечной. Она всех любила и уважала, и ей было уютно и приятно среди них, но весь праздник она промучилась мыслью о том, как рассказать родным о своем неожиданном переезде. Она буквально заставляла себя быть веселой и радостной, даже слишком старалась, и оттого была не похожа сама на себя. Но вино и пунш поправили ее настроение. И к середине праздничного ужина София осовела и потеряла остроту восприятия мучивших ее забот. Она просто решила оставить их на потом, не хотела омрачать Рождество своим близким и поэтому собиралась молчать до того, как в ее руках окажется билет на рейс Хьюстон – Вашингтон.

Рождественская индейка была великолепна. Пироги крестной и закуски Милинды – объедением. Бенгальские огоньки, гирлянды вокруг елки, горящий камин и висящие над ним сапожки, хор гномиков за окном завораживали и делали этот вечер теплым и неповторимым. Казалось, что этой ночью точно приедет Санта Клаус, разложит свои подарки у елки, и утром что-нибудь изменится, станет лучше, легче и беззаботней. А в полночь исполнится самое заветное желание. Об этом мечтала София, глядя на часы. Но стукнуло двенадцать, а затем стрелки поспешили к часу, а волшебства не происходило. Мысли трезвели, становились тяжелыми и уносили прочь покой.

Харды ушли к себе. Милинда проводила Джейсона. Хелен и Бен собирались спать. И только София боялась остаться одна, коснуться головой подушки и вновь вернуться мыслями на яхту. Но и вызывать к себе лишнее внимание и волнение ей не хотелось. Поэтому она все же поднялась в гостевую комнату и села на край постели.