Королевство пепла. Союзники и противники. Боги и Врата  - Сара Маас

– Я толком не знаю, чего ты хочешь! – взорвался Рован. – После Маэвы ты не больно-то откровенничала со мной.

У нее заколотилось сердце.

– Я хочу, чтобы все каким-то образом закончилось. – Ее пальцы сжались в кулаки. – Хочу завершения.

– Я знаю. Аэлина, я прекрасно понимаю, каким адом для тебя были месяцы плена у Маэвы. Но ты не можешь прекратить сражаться. Особенно сейчас.

У нее запылали глаза.

– Ради этого я держалась. Ради этого я старалась выжить у Маэвы. Я говорила себе, что обязательно верну Ключи Вратам Вэрда. Когда Кэрн ломал мне кости, а Маэва старалась вырвать из разума все, что я знала, только сознание своей миссии заставляло меня держаться и уберегало от слома. Я твердила себе: «Если я поддамся, они все погибнут». – Она глотнула воздух. – А потом я стала лелеять дурацкие мысли, будто мне не придется платить этот долг и я снова увижу Оринф. Будто вместо меня это сделает Дорин. – Она плюнула на ковер. – И кто я после таких мыслей? Ты хоть представляешь, какой ужас меня охватил, когда сегодня он вдруг появился?

Рован хотел было ей ответить, но Аэлина взмахнула рукой и продолжала срывающимся голосом:

– Я думала, что смогу это отсрочить. Ненадолго, но отсрочить. А боги взяли и привели Дорина прямо ко мне. Попробуй возразить, что это случайность. Попробуй сказать, что боги… или силы, правящие нашим миром, не подали мне знак? Изготовление Замка возложено на меня.

Некоторое время Рован молча смотрел на Аэлину и шумно дышал.

– А вдруг эти силы привели к тебе Дорина с другой целью – чтобы ты не платила долг одна?

– Не понимаю.

– Вдруг они намеренно соединили вас не для выбора кого-то одного, а чтобы вы разделили эту ношу поровну?

Даже огонь в жаровнях замер.

Глаза Рована засверкали.

– Вы же вдвоем уничтожили стеклянный замок. Вы действовали рука об руку, соединив вашу магию… Ничего подобного я прежде не видел. Вы сплавили два магических потока, став одним целым. Если Замок требует тебя целиком, почему бы не отдать половину? Половину каждого из вас? Ведь вы оба – наследники Мэлы?

Аэлина плюхнулась на стул.

– Я… мы не знаем, сработает ли такая уловка.

– Лучше попробовать, чем со склоненной головой покорно идти на эшафот.

– Как у меня язык повернется просить Дорина отправиться вместе со мной?

– Так и повернется, что это не только твоя ноша. Дорин о том знает и не противится. Иначе… мы тебя потеряем.

Казалось, гнев в глазах Рована вот-вот сменится слезами.

– Если бы я мог, то пошел бы вместо тебя.

– Я знаю, – прошептала Аэлина, у которой разрывалось сердце.

Рован упал перед ней на колени, уткнулся головой в ее колени и обнял за талию.

– Аэлина, я этого не выдержу. Просто не выдержу.

– Я хотела прожить с тобой тысячу лет, – сказала она, перебирая его волосы. – Хотела, чтобы у нас родились дети. И чтобы потом мы вместе ушли в потусторонний мир.

Слезы Аэлины капали ему на голову.

– Тогда сражайся за это, – Рован взглянул на нее. – Еще один раз. Сражайся за наше будущее.

Аэлина смотрела на него и видела их будущую жизнь. Все, что он предлагал.

Все, что может стать реальностью.

– Мне нужно попросить тебя кое о чем.

Голос Аэлины вытащил Дорина из крепкого сна. Он сел на койке. Судя по тишине вокруг, была глухая ночь.

– О чем именно?

За спиной Аэлины стоял Рован и, словно караульный, вслушивался в лагерную тишину. Поймав взгляд его изумрудных глаз, адарланский король получил ответ.

Принц заручился его молчаливым согласием.

– Вместе, – дрогнувшим голосом произнесла Аэлина. – Что, если мы вместе изготовим Замок?

Дорин сразу понял ее замысел, ее отчаянную надежду, но продолжал слушать.

– Прости, что обращаюсь к тебе с такой просьбой, – сказала она в конце.

– И ты меня прости, что не подумал об этом, – ответил Дорин и принялся натягивать сапоги.

Рован повернулся к ним. Ждал ответа и не сомневался, что Дорин даст правильный ответ.

– Да, – коротко ответил адарланский король.

Аэлина закрыла глаза. Может, от облегчения. Или от сожаления. Дорин положил руку ей на плечо. Он не хотел знать, чего стоило Ровану убедить ее согласиться и принять такой вариант. Чтобы Аэлина сказала «да»…

Она открыла глаза, полные лишь суровой решимости.

– Мы сделаем это сейчас, – хрипло сказала она. – Пока наши не проснулись. Без лишних прощаний.

Дорин кивнул.

– Хочешь, возьмем с собой Шаола? – спросила Аэлина.

Дорин думал сказать «нет». Лучше уберечь друга от нового прощания. Днем лицо Шаола светилось такой радостью, таким покоем.

И все же Дорин сказал «да».

Четверо в полном молчании шли через спящий лес по древней дороге, что вела к соляным копям. То было единственное место, куда не летали воздушные разведчики армии хагана.

С каждым шагом, приближавшим Аэлину к месту бывшей каторги, ее мутило все сильнее. По спине медленно скатывались капли пота. Рован держал ее руку в своей, водя большим пальцем по коже.

Здесь, в этом жутком и ныне мертвом месте, видевшем неисчислимые страдания каторжников, она исполнит предначертание судьбы. Словно ее освобождение с каторги было мнимым, а в действительности она никогда не покидала Эндовьер.

Горы с соляными шахтами казались тенями. Крепкая стена, окружавшая бывший лагерь, издали выглядела черным пятном.

Ворота были распахнуты настежь. Правая створка криво висела на одной петле. Наверное, освобожденные каторжане пытались сломать ворота, но не захотели тратить время.

Пальцы Аэлины стиснули руку Рована. Вот она – арка, за которой начиналось каторжное поселение. Где-то посередине стояли столбы, к которым ее привязывали и пороли, начиная с самого первого дня. Она побывала у всех столбов. А слева, в горной толще, находились ямы, куда сажали провинившихся и куда не проникал свет. В каждой из них она провела не по одному дню. От зданий, где жили надсмотрщики, остались лишь остовы.

Аэлине понадобилась вся сила воли, чтобы не взглянуть на запястья, где когда-то были шрамы от кандалов. Спина взмокла от пота. Но шрамы исчезли. Там был лишь узор татуировки, нанесенной Рованом на безупречно гладкую кожу.

Само это место могло показаться кошмаром, сотворенным Маэвой.

От Аэлины не ускользнула ирония случившегося. Она дважды освобождалась от кандалов, чтобы вернуться к месту своего первого заточения. Получалось, ее свобода была временной. Она проживала время, данное ей взаймы.