Габриэль Гарсиа Маркес. Биография - Джеральд Мартин

По-видимому, вдохновляющим началом для создания романа послужил не образ, как это было во всех других случаях, а само необычное название. Оно давно засело в голове у Гарсиа Маркеса и многие годы ждало, когда он напишет под него произведение. И все же название само по себе проблематично. Во-первых, оно шокирует (как, предположительно и было задумано). «Puta» («шлюха») — хотя есть и более литературный эквивалент: «prostituta» («проститутка») — слово менее нейтральное и более уничижительное. Некоторые телевизионные и радиостанции Колумбии запретили своим ведущим произносить его в эфире. Во-вторых, название не имеет непосредственного отношения к содержанию книги: в романе утверждается, что это «история любви» и что единственная «шлюха», с которой рассказчик вступает в сексуальную связь, — это четырнадцатилетняя девочка. Эта девочка, которая, как оказалось, прежде ни с кем не имела сексуальных отношений — ни за плату, ни бесплатно, — завладевает его умом и сердцем. И она, насколько можно судить, не «грустна» (в романе она почти все время спит). Название приобретает смысл, если рассматривать его как строку из стихотворения известного барда испанского золотого века Луиса де Гонгоры (1561–1627), воплощающую характерный поэтический образ, созданный фигурой речи под названием «гипербатон» (разъединение — эффекта ради — смежных слов). Будь это и впрямь фраза де Гонгоры, образованный читатель прочел бы ее так: «Мои грустные воспоминания о шлюхах». Или даже: «Я, в грусти, вспоминаю шлюх». Правда, это никоим образом не решает проблему множественного числа: во всем романе только две шлюхи — вышеупомянутая девственница Дельгадина и хозяйка борделя Роса Кабаркас (если только сюда не следует отнести — что, в общем-то, было бы весьма разумно, как мы сможем убедиться, — бывшую проститутку Касильду Арменту (о ее прежнем занятии в повествовании говорится вскользь) и еще одну мадам, Касторину, которой посвящены всего две строчки в самом конце произведения). Гарсиа Маркес на пике своей формы развеял бы недоумение читателя (и здесь подразумевается читатель-мужчина), у которого складывается впечатление, что он обманут названием, предполагающим более пикантное содержание. Хотя многие считают, что в книге достаточно пикантностей.

Гарсиа Маркес никогда не скрывал, что на создание этого романа его вдохновило произведение Ясунари Кавабаты «Спящие красавицы», повествующее о заведении, куда старики приходят, чтобы полежать рядом со спящими под воздействием наркотиков проститутками, которых им не позволялось трогать[1292] (эпиграф к роману взят из этого произведения). Возможно, он признавал это как раз для того, чтобы затушевать тот факт, что сексуальные отношения между зрелыми мужчинами и девочками-подростками — повторяющийся мотив в его произведениях.

Есть два социальных явления, которые обычно взаимосвязаны, но теоретически самостоятельны. Первое — это интерес мужчины к женщине-девочке, к девочке-подростку, едва достигшей или даже еще не достигшей половой зрелости (как, например, Ремедиос в романе «Сто лет одиночества»). (В целом более традиционный донжуан предпочел бы соблазнять женщин более старшего возраста, и особенно женщину, которая замужем или помолвлена, принадлежит другому мужчине.) Второе — зацикленность на девственности. В «Истории одной смерти, о которой знали заранее» девственность и ассоциирующийся с ней синдром чести-позора является основой разворачивающейся в произведении драмы; но героиня, Анхела Викарио, не подросток. А вот в романе «Любовь во время чумы» Флорентино Ариса, к тому времени, когда ему уже за семьдесят (и ему все еще удается сохранять симпатии читателей), вступает в сексуальную связь со своей четырнадцатилетней племянницей и подопечной, Америкой Викунья (у нее такие же инициалы, как у Анхелы Викарио), хотя справедливости ради надо сказать, что он занимается сексом со всякими женщинами.

В мировой литературе наиболее показательно эта тема отражена в романе Набокова «Лолита» — произведении, вызывающем неоднозначную реакцию у читателей и критиков. Но почему эта тема преобладает в литературе Латинской Америки (хотя сексуальный интерес к школьницам проявляют не только мужчины-латиноамериканцы)? В латиноамериканской художественной прозе эту тему часто используют как символ открытия и завоевания самого континента, как символ овладения неизвестным и неизведанным, как символ жажды новизны, всего того, что еще не освоено и не исследовано. Однако почему этот импульс столь силен у самих латиноамериканцев-мужчин — у реальных людей, а не литературных героев? Попробуем найти возможные объяснения. Во всех культурах молодых женщин всегда соблазняли, брали силой или покупали более зрелые, богатые и более влиятельные мужчины, но в Латинской Америке мальчики-подростки обычно первый сексуальный опыт получают, вступая в близость с женщинами, которые старше их по возрасту (обычно это служанки или проститутки), и многие потом жалеют, что им не случилось лишиться невинности в объятиях столь же непорочных и неопытных девушек, какими были они сами. Любовь Ромео и Джульетты — не типичная тема для латиноамериканской литературы и в принципе не типичное явление в самом латиноамериканском обществе[1293].

Гарсиа Маркес решил жениться на Мерседес, когда ей было девять лет (а может, одиннадцать или тринадцать — кто как говорит). Совершенно очевидно, что он (да и Мерседес тоже) получают некое извращенное удовольствие, озвучивая данный факт. Но, возможно, в основе этого инстинктивного порыва не было ничего извращенного и ироничного; возможно, он стремился приберечь ее для себя, хотел, чтобы она досталась ему чистой и незапятнанной, всегда принадлежала ему одному. (А Данте вообще был счастлив платонической любовью к своей Беатриче.)

Когда Гарсиа Маркес впервые поведал мне об этом романе, ему было семьдесят лет. Но Мария Химена Дусан, друг писателя (она пришла в журналистику еще подростком), вспоминает, что он обсуждал с ней этот свой проект в Париже, когда ему было пятьдесят[1294]. К тому времени, когда книга вышла в свет, ему уже было почти восемьдесят. А герою произведения — девяносто. Примечательно, что этот выдающийся прозаик писал о стариках с молодых лет. Почти уникальный случай в современной литературе. И с возрастом он все больше писал о прелестях юных дев. Пожалуй, неудивительно, что мальчик, в жизни которого дед с бабушкой играли столь важную роль, постоянно задумывался о разнице между юностью и старостью (на этом построены сюжеты многих сказок). Удивительный контраст представляют собой обложки двух последних произведений писателя: «Жить, чтобы рассказывать о жизни» и испаноязычного издания романа «Вспоминая моих грустных шлюх». На первой — коричневатая фотография годовалого Гарсиа Маркеса (на всех изданиях); на второй — фотография старика в белом: волоча ноги, он уходит прочь — может, с глаз долой, может, в загробный мир, — словно навсегда отворачивается от жизни (хотя сам роман противоречит подобной интерпретации). Сразу вспоминаются все полковники в отставке, которых Гарсиа Маркес выводил в своих произведениях. Однако этот старик до жути напоминает самого писателя — похудевшего, слабеющего, с поредевшими волосами. Именно так он выглядел, когда вносил последние изменения в эту книгу перед тем, как отдать ее в печать. Может, кто-то умышленно спланировал этот контраст?