Приговор - Кага Отохико

— Да, он был агентом по продаже ценных бумаг и жил в Йокогаме, — сказал Тикаки.

— Ну так вот, я встречался с вдовой этого Намикавы, и она рыдала, жаловалась, как ей трудно одной с двумя детьми — младший учится в начальной школе, а старший — в средней. Недавно в одном еженедельнике я видел новое сообщение об этой семье, трагизм их существования не может не вызывать сочувствия. В самом деле, убийца не только насильственно лишает человека будущего, он ломает жизнь — и в материальном и в моральном плане — всем его близким, причём не одному поколению. Это безусловное зло! И вера, существующая отдельно от осмысления собственных поступков, на мой взгляд, лишена стержня, так, красивая безделушка, не более. Вы не согласны?

— Да… Конечно, вы правы. И всё же… — быстро проговорил Тикаки, торопясь нырнуть в паузу, возникшую в речи Аихары, речи, похожей на густой невод, забрасываемый с удивительной точностью. — Если говорить о главной теме «Ночных мыслей», то, по-моему, автор и не ставил перед собой цели проанализировать собственное преступление. Кусумото хотел написать об иллюзиях, химерах, за которые цепляется человек, сидящий в тюрьме, изобразить в символической форме ту пограничную ситуацию, выходом из которой является смерть. Реальную жизнь, реальные размышления он передаёт не прямо, а иносказательно, создавая некий воображаемый мир.

— Нет, нет и нет, — решительно замотал головой Аихара, отметая доводы молодого — на тридцать лет моложе его самого — коллеги. Тикаки невольно усмехнулся при виде его горячности, в которой при всей её искренности было что-то ребяческое. — Какие там иллюзии и символы! Всё гораздо проще, эти цветистые фразы для него что-то вроде прикрытия, он пытается спрятаться за ними. Его желание бежать от действительности поддерживается стремлением к экстравагантности, связанным с длительной изоляцией, той самой «Verstiegenheit», о которой говорил Бинсвангер. Когда человек находится в условиях социальной депривации, то есть когда он полностью оторван от внешнего мира и ни с кем не общается, его единственным собеседником является он сам, в результате отбираются и гипертрофируются только те данные, которые выгодны ему самому. Эта экстравагантность, что-то вроде мании величия, возникшей в условиях длительной изоляции, стремление считать себя центром вселенной, существом, на несколько порядков выше всех остальных, присутствует и у Кусумото. Так что самоуверенность, проскальзывающая в его писаниях, явное желание выставить себя великой личностью вовсе не так уж внешни, они имеют глубокое психическое значение.

— Позвольте с вами не согласиться. Заключённые, конечно, получают мало информации из внешнего мира, но они вовсе не лишены общения…

— Общение это довольно относительное, если сравнить с теми, кто живёт на воле.

— Конечно, вы правы, и всё же…

— Экстравагантность Кусумото — просто одна из форм тюремного психоза. И ваш невроз, как его там…

— Горячечный.

— Да, да — горячечный невроз. Он ведь тоже возникает в условиях предельной концентрации времени. И Кусумото вовсе не исключение. Его ощущение проваливания или падения вполне объяснимо именно с этой точки зрения. Вот и Гастон Башеляр говорит: падающий человек — это то же самое, что человек в состоянии полёта. Ну, а если точнее, страх перед падением возникает именно тогда, когда человек, изо всей мочи стремясь быть экстравагантным, находится в состоянии полёта. Ощущение, что он летит куда-то в тартарары, бывало у Кусумото и раньше, давно, он тогда только принял крещение. Он неоднократно обращался ко мне за советом по этому поводу. И я склонен рассматривать это явление как компенсацию за экстравагантность. Когда Кусумото проникнется истинным смирением и перестанет мнить себя великой личностью, его время перестанет быть концентрированным и ощущение проваливания исчезнет.

— Возможно, и всё же… — Подумав, что он привёл не все доводы, Тикаки предпринял ещё одну попытку убедить Аихару. — И всё же Кусумото не похож на других приговорённых. Он всегда уравновешен, никогда не теряет присутствия духа… Конечно, ощущение проваливания это аномалия, но если сравнить её с такими тяжёлыми формами, как эксплозивная реакция или ганзеровский синдром, которые наблюдаются у других заключённых, то он вполне адекватен, я бы даже сказал, нормален. Даже слишком нормален, возможно, именно это и может рассматриваться как аномалия, ибо отличает его от среднестатистического приговорённого к смерти.

— И вы связываете это с его верой?

— Не знаю. Я слишком далёк от всего, имеющего отношение к религии.

— А вам не кажется, что это связано скорее с его личностными особенностями? Он ведь по натуре человек холодный и жестокий, к безрассудствам не склонный. Типичный случай психической анестезии.

— Да, именно такой диагноз вы ему и поставили… — У Тикаки возникло ощущение, что мысль, которую он хочет высказать, начинает обретать отчётливую форму, как бы кристаллизируется. Да, у него есть сомнения в правильности этого диагноза.

— Признаки психической анестезии, — сказал Аихара, — наблюдались у него ещё в малолетстве. Его старший брат, Икуо, рассказывал мне, что однажды Такэо сварил в кастрюле живых лягушек. Он учился тогда в первом или втором классе начальной школы.

— Лягушек в кастрюле?..

— Да, да, именно. Причём целых трёх. Рядом с их домом на холме Тэндзин был луг с болотцем, где во множестве водились лягушки. Однажды Такэо поймал трёх лягушек, принёс их домой и, с гордостью показав брату, уединился на кухне, Икуо потихоньку заглянул туда, и что же? — на газовой плите стояла кастрюля, а его братишка, приоткрыв крышку, наблюдал, как в ней корчатся, умирая, лягушки. Старший стал его ругать, мол, зачем пачкаешь посуду, в ней ведь еду готовят, а младший посмотрел на него страшными глазами и говорит — а знаешь, какая лягушка умрёт первой? «Откуда мне знать?» — «А та, которая самая большая», — ответил младший и закатился хохотом. Тут Икуо увидел, что самая большая лягушка действительно всплыла с раздутым белым животом, и у него потемнело в глазах. Такэо Кусумото — младший ребёнок в семье, у него два старших брата. Похоже, что на этих лягушках он загадал, какая судьба ждёт его и его братьев. Так что уже в раннем детстве он был не по годам жесток, причём, если судить по этой истории, совершая жестокость, ни на миг не терял хладнокровия. Учился он хорошо, но был очень замкнутым ребёнком, ни с кем не дружил, при этом отличался склонностью к воровству и частенько крал у матери и братьев деньги, а однажды из школьной столярной мастерской украл полный набор совершенно новых инструментов. Когда стали опрашивать родителей, мать Кусумото обнаружила украденные вещи в его книжном шкафу, но не стала сообщать об этом в школу, как она говорит, ради его будущего. Когда он стал постарше, у него часто случались приступы бешенства: он избивал братьев, связывал мать, крал их сбережения, у него не было ни малейшего представления о том, что хорошо, что плохо, а отсюда — прямой путь до убийства, правда ведь? Словом, перед нами классическим случаи психической анестезии, и связь между личностным расстройством и преступлением очевидна.