История Кубанского казачьего войска - Федор Щербина

Тем не менее своими постоянными нападениями горцы ставили гарнизоны в укреплениях в невозможное положение. По всему побережью войска не имели спокойствия. Изнемогая от непосильной сторожевой службы, они, по обыкновению, были обременены массой работ по приведению в надлежащий вид укреплений, по содержанию гарнизона, уходу за порционным скотом и т.п. Болели солдаты почти повально и умирали в огромном количестве. Плохо устроенные укрепления с каждым годом ухудшались все более и более. В своих записках генерал Раевский упоминает, что в Геленджике, о котором говорится «Геленджик – место здоровое», невозможно было жить, так как строения были ветхи и валились. Церковь угрожала падением, была заперта и в ней не служили, а 25 декабря 1849 года одно строение развалилось и задавило до смерти черноморского линейного № 5 батальона рядового Яцентия Лолевича. В 1853 году наши укрепления по Черноморскому побережью находились в таком ужасном состоянии, что император Николай I на рапорте начальника Черноморской береговой линии написал: «Ничего к прежнему прибавить не могу; эти несчастные гарнизоны, вероятно, приговорены к погибели; помочь сему мы не в силах». Предсказание, к счастью, не сбылось. В 1854 году, ввиду предстоявшей войны с Турцией и ее союзниками англичанами, французами и итальянцами, все гарнизоны были сняты по укреплениям, полуразрушенные укрепления были оставлены на произвол судьбы, а мирное из Анапы и прианапских казачьих станиц население было направлено в Черноморию, по станицам которой и было размещено. При многочисленном и сильном англо-французском флоте рискованно было оставлять гарнизоны среди враждебных черкесских народностей. Сообщения с гарнизонами было бы немыслимо поддерживать, и они остались бы без пищи, снарядов и подкреплений, подвергаясь блокаде неприятельских судов, с одной стороны, и набегам горцев – с другой.

С окончанием севастопольской кампании начала меняться и система войны с кавказскими горцами. Нужно было окончательно покорить горские племена, и эта мысль все сильнее и сильнее стала укрепляться в среде как правящих сфер, так и вообще представителей военного сословия. Военные действия были предприняты в этом направлении в последующий период истории борьбы с горцами, который будет описан в следующем томе. Непосредственно же за событиями севастопольской кампании было лишь несколько случаев серьезных столкновений русских войск с горцами и главным образом у Анапы, снова занятой русскими войсками по окончании севастопольской войны. В марте 1857 года наказной атаман Черноморского казачьего войска г.-л. Филипсон донес командующему отдельным Кавказским корпусом о посещении Черноморского побережья турецкими судами, на которых черкесы толпами, в виде депутаций, ездили в Турцию, намереваясь, по-видимому, повести серьезную борьбу с русскими при содействии турок. В это время в Черномории готовилась экспедиция на р. Адагум. Начальник штаба Кавказских войск генерал Милютин в письме на имя Филипсона известил последнего, что главнокомандующий предоставил ему действовать за Кубанью по своему усмотрению, согласно выработанному плану. В июле 1857 года горцы в огромном количестве, пользуясь собраниями по случаю праздника Байрама, задались целью угнать табун лошадей и скот, находившиеся близ Анапы, и взять орудие у охранявшего скот отряда. Целые толпы горцев бросились на прикрытие скота почти к самым стенам Анапы. Из последней произведена была усиленная пушечная пальба картечью. Одновременно воинский начальник Анапы майор Левашев с войсками гарнизона пошел навстречу неприятелю. Горцы, пораженные картечью, смешались и начали беспорядочно отступать от крепости. Донские казаки и всадники анапского горского полуэскадрона бросились преследовать неприятеля. В то же время появился отряд под командой капитана Маняти из ст. Николаевской и напал на горцев с другой стороны. Подоспело также к месту боя 30 азовских казаков с прапорщиком Чудиновым. Бой продолжался с 8 часов утра до часу пополудни. В конце концов горцы были разбиты наголову и не успели даже подобрать с места боя массы тел. Потери с русской стороны были незначительны. Замечательно, что даже в 1857 году горцы, действуя холодным и огнестрельным оружием, употребляли также стрелы и лук, упорно сохраняя этот примитивный вид вооружения.

С 1825 года, когда хоперцы переселены были из Ставропольской губернии на Кубань и заняли передовые пункты Кордонной линии в верховьях этой реки, Старая Линия получила те территориальные очертания, которые не менялись до обращения соседних крестьянских селений в казачьи станицы. Главная фронтовая, так сказать, часть Старой Линии была намечена раз и навсегда. Здесь, по линии у Кубани, были размещены казачьи укрепления – крепости, посты и пикеты. Тут или происходили боевые стычки казаков с горцами, или снаряжались команды для преследования черкесов, прорвавшихся через казачью границу, или же организовывались отряды для походов за Кубань в горы.

В это время по Старой Линии осели уже представители разных казачьих войск, были донцы, коренные поселенцы, составившие Кавказский полк, жили казаки бывшего Екатеринославского войска, образовавшие Кавказский полк, и перешли из Ставропольской губ. на Кубань и Куму хоперцы, давно объединенные в Хоперский казачий полк. Одни из этих представителей казачества жили смежными станицами, другие осели вперемежку между раньше основанными поселениями, но полки были образованы только из смежных населенных пунктов, и все казаки вместе получили впоследствии одно общее название старолинейцев. Несмотря на деление на самостоятельные полки, старолинейцам приходилось сообща вести борьбу с горцами, и это как бы объединяло их в одно войско.

С начала двадцатых годов старолинейным казакам пришлось вести не только борьбу с горцами, но и защищать тех из них, которые жили в соседстве с казаками и были в мирных отношениях с ними. К числу этих мирных горцев принадлежали прежде всего ногайцы, потомки татар-завоевателей, занимавшиеся скотоводством на смежных с казачьими землях. Высоко в горах у Эльбруса обитало племя карачаевцев, исконных скотоводов, отличавшееся мирными наклонностями. Ближайшими к русским соседями были также темиргоевцы и беслинеевцы, проявлявшие если не миролюбие, то внешнюю покорность, вследствие смежности своих владений с казачьими. Но за этими миролюбивыми и полумиролюбивыми племенами и рядом с ними находились в горах воинственные абадзехи и абазинцы, с одной стороны, и вероломные кабардинцы, бежавшие на Кубань с другой стороны Эльбруса. Совершая набеги на казачьи станицы, эти воинственные горцы проходили через земли мирных племен и в одних случаях, при набегах на русские земли, увлекали их с собой, а в других – они нападали на своих прежних союзников. Казакам по необходимости приходилось разбираться в запутанных отношениях горцев и, в свою очередь, играть двойственную роль противников по отношению к одним и защитников по отношению к другим.

Самым неспокойным элементом служили так называемые беглые кабардинцы. Это были беглецы, ушедшие на Кубань, чтобы избежать одни кровавой мести, а другие крепостного состояния. Между ними было много абреков, которые ставили жизнь ни во что, а набеги и грабежи считали конечной целью своих стремлений. Беглые кабардинцы уходили на Кубань группами и разновременно. Так, 30 сентября 1822 года в верховьях Кубани, Зеленчуков и Урупа поселились в довольно большом количестве беглые кабардинцы, с Таусултаном во главе. Поселившись между бесленеевцами и карачаевцами, они подняли воинственный дух в этих племенах и часто увлекали их в набеги на казачьи земли. Мирные до того карачаевцы, с которыми русские почти не воевали, стали настолько неспокойным племенем, что у военных властей сам собой возник вопрос о примерном наказании их или даже о совершенном покорении Карачая.