Бригада (1-16) - Александр Белов

в общий хор, как в большую серьезную реку.

Когда время песнопений подошло к концу, Оля не сразу пришла в себя, еще стоя возле своего кресла, на котором лежала сумка и зелененькая книжечка. Она бережно спрятала книжку, записав на полях место и время следующего собрания.

На выходе толпились женщины. На их лица уже начала возвращаться привычная озабоченность. Давешние девочки вместе с другими активистками раздавали выходящим какие-то подарки. Оля хотела пройти мимо, но Галчонок остановила ее, протянула коричневый кошелек из кожзаменителя:

– Возьмите, пожалуйста. Спасибо вам.

Оля машинально взяла кошелек. Повертела в руках, бросила в сумку. «Как маленькие, честное слово», подумала она о женщинах, выстраивающихся к другому источнику подарков. Там, у левой двери, раздавали белые трусики с вышитыми розочками. По одной паре в руки.

– Вы придете послезавтра? – улыбалась ей Галчонок.

– Да, – кивнула она.

– Мы вас будем ждать! – точно так же, как днем, с заученной интонацией, сказала Галчонок, протягивая очередной кошелек следующей выходящей, той самой женщине с мальчиком, которую девчонки вербовали на Олиных глазах.

– Нет, девушка, что ж вы мне даете! – услышала Оля рассерженный голос вредной мамаши и обернулась.

Забыв о зевающем похныкивающем сыночке, женщина придирчиво всматривалась в подарок, тыча в застежку:

– Здесь вот, видите, кнопка отходит. Замените мне, пожалуйста!

«Все равно приду», – упрямо подумала Оля. Душа ее пела. Псалмы, медленно, но верно переходящие в старые добрые советские песни…

25

Куделя был в бешенстве. Первым, естественно, пострадал ни в чем не повинный телефон, который он вырвал из розетки и с размаху шмякнул о мраморный кухонный пол. Аппарат разлетелся на сотни мельчайших осколков. Это случилось, когда Куделе сообщили о том, что люди Фатоса расстреляли его людей на складе. Теперь Куделя не сомневался, что именно через Фатоса и шел левый товар, который он скупал по дешевке у каких-то московских лохов.

Тогда же Куделя приказал приволочь к нему русских продавцов. Но они оказались недоступны, ибо в тот же день по странной случайности разбились в лепешку в автокатастрофе. И в этом тоже явно прослеживался след Фатоса. Тот славился умением зачищать все концы.

Но беды на этом не закончились. На следующий день в Амстердаме голландская полиция сцапала Хохла, на которого их наверняка кто-то навел. Хохол был слишком осторожен и хитер, чтобы так просто угодить в элементарную ловушку. Крысе, который принес дурную весть из Амстердама, Куделя чуть не оторвал ухо, еле оттащили.

– По-любому замочу этого ублюдка! – орал Куделя, брызгая слюной. – И никакой Кирпич мне не указ! Кровью умоется…

Побушевав и залпом выпив стакан водки, Куделя вдруг успокоился. Это за ним водилось – в одно мгновение из состояния бешенства переходил в состояние «штиль». Это означало лишь одно: Куделя принял окончательное решение. С этого момента исчезал дерганый неврастеник и появлялся холодный и беспощадный робот-убийца. Машина, настроенная на одну, главную программу.

– Кирпич, к телефону. – Крыса осторожно сунул голову в кухню, где Куделя мрачно и спокойно глушил водяру. Все знали, что без ущерба для себя Куделя может высосать литр-полтора. Только зрачки его становились все меньше, а белки глаз наливались кровью.

– Да, – рявкнул он в трубку.

– Здравствуй, Глеб, – послышался заботливый голос Кирпича. – Говорят, у тебя неприятности?

– Говорят. Но теперь они не только у меня.

– Остынь, Глеб. Перетереть надо. Встретимся через час в парке около ратуши. Там, где Опера, знаешь?

– Угу, – мрачно отозвался Куделя и опрокинул в себя очередные сто пятьдесят.

– Жду тебя на второй аллейке слева от Оперы.

– Буду.

– Ты уж там не очень пей-то. Серьезный разговор.

– Договорились, – и Куделя сопроводил добрый совет очередной порцией жидкого хлеба.

Кирпич лишь чуть приподнялся на скамейке и кивком поприветствовал Куделю, за которым маячили два мордоворота. Чуть в отдалении просматривались еще двое.

– Ты что, Глеб, боишься меня, что ли? Столько охраны подогнал?

– Извини, Кирпич, меня, как зверя, обложили, – Куделя нервным движением обозначил круг. – Ты что, не видишь? Везде красные флажки.

– Это белая горячка, Глеб. Ну да ладно. Что делать-то собираешься? Фатоса мочить?

– Угу, – кивнул Куделя.

– А ты уверен, что это он? Что это не подстава?

– Ну как, Кирпич, сам смотри – все на этой албанской обезьяне сходится. Мы получили надежную наколку: московские лохи гонят дешевый товар. Мои люди пришли схватить их за задницу.

– Глеб, но ведь там, на складе, никого не было?

– Там-то не было. Зато товар на месте оказался. И люди Фатоса посыпались. И моих пацанов положили. Зачем, скажи, они туда пришли? Я думаю – товар забрать. Так что я им большой счет выставлю.

– Подожди, подожди. А источник твой не был тухлым?

– Чистый канал. Проверенный. Ни разу не лажанул.

– Ну, дай-то бог… – задумчиво проговорил Кирпич, доставая пачку «Беломорканала» и закуривая папиросу.

Куделя покосился, повел носом, но ничего не сказал. Хотя терпеть не мог кислого запаха советского табака.

– В общем, Глеб, у тебя, конечно, своя голова на плечах, но, если ты накатишь Фатоса по полной, то ответ мы получим не только от «албанцев». Встанут «итальянцы», «испанцы», и даже «немцы». Они ведь только и ждут повода, чтобы перегрызть нам глотки. И чтобы ты ни говорил, я не уверен, что вся эта Херня не была подставой.

Куделя замотал головой и хотел возразить, но Куделя властным жестом остановил его:

– И учти еще одно. Если ты подставишь всех нас, то братва тебе этого не простит. Ты меня понял?

– Я тебя понял, – жестяным голосом ответил Куделя, поднимаясь со скамейки.

«Ничего-то ты не понял, мудила», – провожая его взглядом, подумал Кирпич, постукивая очередной папиросой о ладонь.

26

– Огурец, отвали, – Инга отпихнула таксу ногой.

Знала бы, что будет так мешать, оставила бы дома. Хотя Огурец и дома вел себя не слишком хорошо. Вчера оставила его на полдня и получила кучу посреди гостиной. Вредный пес! С другой стороны, жалко Огурчика, ему бы бабу, а она его таблетками успокаивающими потчует.

Огурец обиженно тявкнул и залег, наконец, в углу. Сам себя в угол поставил. Всем своим видом такс демонстрировал обиду, кося глазом на хозяйку – видит она или нет, что он обиделся? Навеки. До вечерней прогулки.

Инга ловкими движениями перекладывала на столе бумаги Пчелы. Каждую, не рассматривая, она снимала на миниатюрную камеру. Отсеивать сор было некогда – мистер Бии мог вернуться с минуты на минуту. На самом деле она для того