Избранное - Кира Алиевна Измайлова

генетической программы Арау, — именно это было основным направлением его деятельности, а никак не политика, — под его контролем находился и самый удивительный, самый большой по продолжительности эксперимент Эпсилон.

Уже не один год не прекращались попытки создать идеального представителя элиты. Идеального по всем параметрам: начиная от интеллекта и заканчивая физическими данными. В этом существе должны все должно было быть прекрасно: могучий разум, железная логика, развитые в ущерб ненужным, по мнению Эпсилон и экспериментаторов, эмоциям и чувствам. Создать такое существо долго не удавалось, и сколько неудач сопутствовало эксперименту, знали только сами ученые да Эпсилон. Лишь три с лишним десятка лет назад на свет появился первый «образец». Ребенок обладал потрясающими физическими данными, все тесты говорили о его недюжинном интеллекте, он развивался очень быстро даже для, но… Уже к середине второго года его жизни стало ясно: ребенок слишком эмоционален, и этот недостаток не удастся исправить воспитанием. О нейрокоррекции и речи не шло: во-первых, в таком возрасте последствия операции были совершенно непредсказуемы, а во-вторых, было доказано, что эмоциональность слишком тесно связана с прочими качествами личности. Попробовав обуздать эмоции «образца», экспериментаторы рисковали получить не идеальное создание, а полного идиота.

Эксперименты тем временем продолжались, и вскоре на свет появился еще один «образец», на сей раз — безупречный с точки зрения Эпсилон и ученых. На него и была сделана ставка, им и занялись вплотную. В том случае, если бы успех эксперимента оказался проверен временем, подобные экземпляры запустили бы в серию. Эпсилон никуда не торопился и не желал совершать непоправимых ошибок…

Тем временем, первый «образец» рос и развивался, и перед учеными встал вопрос: как поступить с ним? Вопрос об уничтожении даже не ставился, в конце концов, в этого ребенка было вложено столько сил и средств, что разбрасываться результатами было бы просто преступно. Оставить его на Арау было тем более недопустимо. Второму «образцу» Эпсилон прочил место консула, и присутствие в Дименее еще одного элитника, идеально похожего на будущего консула во всем, кроме, разве что, эмоциональности (у них и фенотип был идентичен), могло привести к разного рода неприятным казусам. Держать первый «образец» взаперти и проводить на нем разного рода опыты? Это тоже было преступно — по отношению к его возможному потенциалу. Использовать столь совершенное существо (пусть даже и имелся в нем небольшой изъян) как бессмысленное подопытное животное — на это не пошел бы даже Эпсилон.

Некоторое время ученые пребывали в растерянности, но вскоре Эпсилон принял решение, многим показавшееся странным, но единственно возможное в сложившейся ситуации. Эпсилон решила пойти на смелый эксперимент, и первый «образец» отправился… к людям.

Нет, не на Арау. Намного дальше… Не оправдавшаяся надежда Арау, он стал одним из сотен безымянных подкидышей в детском доме на на одной из крупных планет Федерации. Он все-таки сделался подопытным, но подопытным, обладающим свободой воли и выбора: Эпсилон запретил вмешиваться в его жизнь. Он желал проследить за тем, как будет развиваться представитель элиты в условиях, далеких от идеальных, от тех, что были бы предоставлены ему на Арау, как станет преодолевать естественные препятствия, сумеет ли реализовать свой потенциал, оказавшись в равных условиях со сверстниками-людьми… Подумав, ученые согласились, что эксперимент и в самом деле необычен и весьма интересен, и занялись наблюдением.

Очень скоро здорового, отлично развитого для своего возраста мальчика усыновила одинокая бездетная женщина. Усыновила — и переселилась на планету, где никто ее не знал и не подозревал, что этот ребенок — не ее родной сын. Свой третий день рождения «образец» встретил на Тарксе-12, и, должно быть, и дальше спокойно рос бы на этой скромной планете, не случись между ее правительством и Федерацией военного конфликта. Вмешаться ученые не успели, да и не помогло бы их вмешательство…

Городок, в котором жил первый «образец» со своей приемной матерью, был буквально стерт с лица земли. В живых остались очень немногие, и усыновившей подопытного женщине не повезло — она, как многие другие, погибла во время бомбежки, от нее мало что осталось. Приемного сына, однако, она сумела спасти, затолкав в какую-то щель, где два дня спустя охрипшего от крика, но, несомненно, живого и здорового мальчика нашли спасатели, разбиравшие завалы.

Погибшую женщину звали Гретой Мартас. Приемного сына она назвала Грегом…

После событий на Тарксе-12 следы «объекта» на некоторое время затерялись. Предполагалось, что ребенок погиб, однако поиски не прекращались, и год спустя его удалось отыскать в интернате для детей, осиротевших в результате военных конфликтов. С тех пор наблюдение за «объектом», которого теперь уже официально именовали Грегом Мартасом, практически не прерывалось.

Рауль знал: время от времени ученым хотелось вмешаться в естественный ход событий: слишком уж часто казалось, что «образец» находится на грани гибели. Останавливал их только недвусмысленный запрет Эпсилон. Однако мальчику удалось выжить на Тарксе-12, потом — в интернате, удалось не угодить в тюрьму и не погибнуть во время несения военной службы… Его знакомые списывали это на невероятную удачливость Грега, но сам он, кажется, очень рано осознал, что дело тут не в мифическом везении, а исключительно в нем самом, в его уме, хитрости, осторожности и способности просчитывать свои действия на много ходов вперед, и научился пользоваться этими своими свойствами на полную мощь. И небезуспешно…

Несколько раз Мартас пропадал из поля зрения наблюдателей, и о том, что происходило с ним в это время, можно было только догадываться либо восстанавливать ход событий по косвенным данным. Конечно, он не знал об этой осторожной… не слежке, нет, именно наблюдении, за это Рауль ручался: он тщательно изучил все отчеты, все материалы, касавшиеся Грега. Просто, если тому нужно было исчезнуть по той или иной причине, он исчезал, и то, что его не могли отыскать ни наблюдатели, ни недоброжелатели, тайные или явные, лишь говорило в пользу его изобретательности.

Для ребенка, выросшего в интернате и с трехлетнего возраста отчаянно боровшегося не просто за место под солнцем, но и за саму жизнь, привыкшего всегда полагаться только на себя и ни на кого больше, Грег сделал отличную карьеру. Изучая отчеты, Рауль иногда задумывался: не просчитались ли ученые, забраковав первый «образец»? Грег порой казался распущенным, хамоватым, злым, он мог давать волю словам, а то и рукам, пускаться в безумные загулы и затевать немыслимые авантюры, но… Он выпускал на волю эмоции только тогда, когда это никак не могло ему повредить. Если же он занимался делом, то проявлял редкостную холодную рассудочность, с самого раннего возраста, с детских