Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной - Майк Массимино

Эти слова разбили мое сердце: я был им нужен. Я был так близок к своей цели! Она была прямо передо мной. Я позвонил нескольким астронавтам из комиссии по отбору и спросил их, не могут ли они также дать мне свои отзывы. Все они потратили время на разговор со мной, и ни один не сказал: «Ой, да оно того не стоит, удачи вам!» Если бы я услышал такие слова, думаю, я бы сдался. Но они так не говорили. Каждый из них нашел время отойти со мной в сторонку и сказать: «Вы знаете, если вы сумеете сделать что-нибудь с глазами, то вам стоит попытаться еще раз».

В тот момент я решил, что, если мне скажут «нет», я готов это услышать. Я не хотел, чтобы мне говорили: «Ой, как жаль, что мы не можем вас взять!» После всего, что я вложил в достижение своей мечты, для того, чтобы я от нее отказался, дверь должна была закрыться полностью и навсегда. Пока она была приоткрыта, пока была хотя бы щелочка, я знал, что не смогу удержаться от попыток. Я зашел далеко и был слишком близок к цели, чтобы сдаться. И мне нечего было терять. Была одна-единственная вещь, которую я должен был сделать, чтобы вернуться в набор, — я должен был научиться видеть.

В понедельник утром я снова был на работе в McDonnell Douglas и в холле налетел на Боба Овермейера. Он спросил, что у меня стряслось.

— Врачи признали меня негодным, — сказал я.

— Из-за зрения? — уточнил Боб. — Да такое со всеми случается! Я сам годами боролся с их проверками.

Как бывший пилот Боб знал все о проверке зрения. С тех пор как самолеты поднялись в небо, пилоты и астронавты тряслись перед проверками глаз, потому что ты можешь быть самым опытным, самым лучшим пилотом на свете, а тебя выводят из игры из-за того, что ты абсолютно никак не можешь контролировать.

Боб в самом деле пытался меня подбодрить.

— Это был только первый раз, — сказал он. — Не сдавайся. Сделай еще попытку, и, возможно, у тебя все получится.

Он рассказал мне о том, как пилоты делали разные безумные вещи:

— Знаешь, что я делал? Я себя обезвоживал. Я записывался на проверку зрения на утро понедельника и в выходные ничего не пил. При этом бегал, как сумасшедший, выводя воду из организма. Так ты подсушиваешь глазное яблоко, оно становится плотнее и лучше преломляет свет.

— Ну да, в этом есть смысл, — ответил я. — Я попробую еще раз.

В тот же день я был в Космическом центре имени Джонсона, и в коридоре увидел Кевина Крегеля. Я рассказал ему о том, что произошло.

— Эти чертовы глазные проверки! — воскликнул он. — Они каждый раз тебя просто убивают! Но ты же знаешь, что надо делать, верно?

— И что?

— Пей больше воды. Пей сколько сможешь, и так несколько дней. Утром, когда у тебя назначены тесты, даже в туалет не ходи. Так глазное яблоко станет более вязким и будет лучше преломлять свет.

Как ни удивительно, я почувствовал себя лучше, узнав о том, что я не единственный, кто через это прошел, и что никто точно не знает, что делать. Боб и Кевин также столкнулись с этим препятствием, преодолели его, и оба стали астронавтами. Они дали мне надежду. Самый лучший совет дал мне мой сосед Стив Смит. Он сказал: «Ты должен смотреть на это как на любую другую инженерную проблему. Чтобы решить ее, ты должен собрать всю информацию, все данные, какие только сможешь». Стив был прав. Я решал проблему неправильно. Я не был у офтальмолога уже два года. Я сам себе морочил голову, поверив, что эти ортокератологические линзы легко исправят проблему, но это просто был способ не встречаться со своим страхом лицом к лицу. Я мог бы больше узнать об отношении НАСА к ортокератологии, если бы спрашивал напрямую, но я слишком боялся даже поднимать тему своих глаз. Я думал, что смогу обойти проблему, тогда как мне нужно было энергично взяться за нее: признать, что мне нужна помощь, и обратиться за этой помощью. Я вернулся в Космический центр имени Джонсона и обратился к Смиту Джонстону с вопросом: «Что я должен делать?»

Смит начал говорить. Не могу сказать точно, но у меня было ощущение, что он говорил с Дуайном Россом, и Дуайн сказал ему: «Посмотри, нельзя ли что-нибудь сделать для Майка. Давайте не будем исключать его из-за плохих результатов проверки зрения». Первое, что Смит посоветовал мне, — это выбросить чертовы линзы. Они не просто не помогали: из-за того, что я долго носил одни и те же линзы, они испортились, поцарапались и повреждали мои глазные яблоки. Именно поэтому Кит не смог откорректировать мне зрение до 20/20. Чтобы дать глазным яблокам шанс восстановиться, никаких контактных линз в течение шести месяцев — только очки.

Также я начал искать упражнения для глаз. Перенапряжение глазных мышц — одна из причин близорукости. Упражнения учат вас расслаблять мускулы глаза, чтобы улучшить остроту зрения невооруженным глазом. Это не чудесное исцеление, но оно дает ощутимые улучшения, а это мне как раз и было нужно. Но тренировки требуют времени. Смит посоветовал заняться такими упражнениями, регулярно проверять зрение и отсылать ему результаты. Если будет очевидно, что я могу пройти медицинское обследование, они рассмотрят возможность принять меня в следующий набор. — Хорошо, если это в моих силах, я сделаю это, — сказал я.

В течение следующего года произошло множество событий. Вскоре после моего провала на проверке зрения мы узнали, что Карола снова беременна. С двумя детьми, которых надо содержать, и пошатнувшейся мечтой стать астронавтом мне нужно было серьезно обдумать, что я буду делать, если мои планы не увенчаются успехом.

Мне нравилась работа в McDonnell Douglas, это была прекрасная возможность работать рядом с астронавтами, но если я не стану астронавтом, то хочу ли провести остаток своей жизни, занимаясь тем, чем занимаюсь? Я начал вести занятия в Университете Райса, где была великолепная инженерная школа и сложились длительные взаимоотношения с космической программой, восходящие к самым ее истокам: на стадионе университета президент Кеннеди произнес свою грандиозную речь, положившую начало программе «Аполлон». Преподавание давало небольшой дополнительный доход, и где-то на задворках сознания я всегда думал, что если астронавтом я не стану, то мир университетской науки, возможно, станет для меня лучшим запасным вариантом. Поскольку мечта о космосе зависла в воздухе, я начал рассылать резюме и письма в разные учебные заведения. Я хотел получить штатную профессорскую должность. Я прошел собеседования в Университете Мэйна, в Городском колледже Нью-Йорка и еще в нескольких местах. Из Колумбийского университета, моей альма-матер, пришло очень вежливое письмо с отказом.

Потом мне позвонили из Технологического института Джорджии. Билл Роуз, учившийся у Тома Шеридана в МТИ еще до меня, работал там на факультете отраслевого машиностроения и открывал лабораторию по исследованию систем человек — машина. Они занимались человеческим фактором, системами управления, а заодно хотели работать в области космоса. Я полетел туда, прошел собеседование, и мне предложили работу.

Я мучился над решением несколько месяцев. Было ли хорошей мыслью покинуть Космический центр имени Джонсона, средоточие всех пилотируемых космических полетов? С другой стороны, это была преподавательская должность, предшествующая заключению бессрочного контракта в одной из лучших инженерных школ страны, а в Хьюстоне мне ничего подобного не предлагали.