Двойник Декстера - Джеффри Линдсей

— Кто-нибудь что-нибудь видел, — упрямо повторила Деб. — Обязательно видел.

Мы вернулись к Факелу, я бы сказал, в приятном молчании, если бы сестра не выглядела столь очевидно встревоженной. Медик только-только закончил осматривать труп Гюнтера, когда мы подошли. Взглянув на Деб, он покачал головой в знак того, что не нашел ничего интересного.

— Мы знаем, где Гюнтер обедал? — спросил я у Деборы.

— Обед, Деб, — терпеливо повторил я. — Например, мексиканские блюда.

До нее дошло. Дебора поспешила к медику.

— Я хочу знать содержимое его желудка, — донеслось до меня. — Выясните, не ел ли он недавно тако.

Как ни странно, медик посмотрел на нее без особого удивления. Наверное, если проработать с трупами и копами в Майами достаточно долго, человек разучится удивляться, и требование поискать остатки тако в желудке мертвого патрульного станет для медика привычной рутиной. Он устало кивнул, и Дебора пошла обсудить что-то с Дуарте, предоставив мне томиться бездельем и предаваться глубоким размышлениям.

Я занимался этим несколько минут, но вывод оказался грустным: я голоден, а поблизости нет никакой еды. Делать тоже было нечего — никаких брызг крови, а ребята из лаборатории уже работали вовсю.

Я отвернулся от тела Гюнтера и обозрел периметр. Привычная толпа любителей страшилок стояла по ту сторону ленты, сбившись в кучу и толкаясь локтями, словно в ожидании начала рок-концерта. Они разглядывали тело, И, надо отдать им должное, кое-кто и впрямь старался казаться испуганным, когда вытягивал шею, чтобы посмотреть. Конечно, большинство просто тянулись через ленту, в надежде сделать на мобильник фотографию получше. Скоро снимки размозженного тела офицера Гюнтера заполонят Интернет, и мир объединится в безупречной гармонии, притворившись испуганным и возмущенным. Чудо техники.

Я побродил некоторое время вокруг, давая полезные советы, но, как обычно, никому не были интересны мои прозрения; подлинные знания никогда не ценят. Люди предпочитают бродить в потемках и делать ошибку за ошибкой вместо того, чтобы прибегнуть к помощи человека, способного указать, в чем они промахнулись, даже если этот человек несомненно умен.

Иными словами, в этот час, безбожно далекий от обеденного перерыва, недооцененный и недоиспользованный Декстер наконец соскучился и решил вернуться к настоящей работе, ожидающей его в маленькой норке. Я нашел дружелюбно настроенного копа, который собирался в ту же сторону. Он хотел поболтать о рыбалке, и, поскольку я в этом немного разбираюсь, мы неплохо поладили. Он даже предложил купить что-нибудь по пути в китайской забегаловке, то есть сделал бесспорно дружеский жест, и в знак благодарности я заплатил за его порцию креветок ло мейн.

Распрощавшись с моим новым лучшим другом и усевшись за стол в обществе благоуханного ленча, я начал усматривать некоторый смысл в лоскутном одеяле страданий и унижений, которое мы называем Жизнью. Кислый суп оказался очень вкусным, клецки — мягкими и сочными, а кунь пао — таким горячим, что я даже вспотел. Испытав удовлетворение по окончании ленча, я задумался о собственной ограниченности: неужели для счастья мне достаточно всего-навсего вкусно поесть? Или дело в чем-то более серьезном и зловещем? Например, в еду подмешали глутамат натрия, который действует на центр удовольствия в мозгу, заставляя радоваться против воли.

Так или иначе, я наслаждался, вырвавшись из плена темных облаков, клубившихся вокруг меня последние нескольких недель. Законные поводы для беспокойства действительно имелись, но я чересчур погрузился в свои тревоги. Судя по всему, несколько вкусных китайских блюд исцелили меня. Я поймал себя на том, что напеваю, выбрасывая пустые коробочки в мусорное ведро. Удивительный прогресс для Декстера. Может быть, это и есть настоящее человеческое счастье? И оно достигается благодаря клецкам? Не сообщить ли какой-нибудь национальной организации психического здоровья, что цыплята кунгпао лучше золофта? Не исключено, что мне вручат Нобелевскую премию. Или по крайней мере благодарственное письмо из Китая.

Что бы ни послужило причиной хорошего настроения, оно длилось почти до конца рабочего дня. Я спустился в хранилище за кое-какими образцами, с которыми работал, а когда вернулся в свою берлогу, обнаружил большой и неприятный сюрприз. Он заключался примерно в двухстах фунтах афроамериканского темперамента и больше напоминал какое-нибудь необыкновенно зловещее насекомое, нежели человека. Это существо стояло на двух сияющих протезах, а одна из металлических клешней, заменявших ему руки, тыкала в клавиатуру моего компьютера.

— А, сержант Доукс, — сказал я, изо всех сил имитируя любезность. — Помочь тебе зайти на фейсбук?

Он резко обернулся, явно не ожидая, что его застукают за подглядыванием.

— Ото атрю, — произнес он довольно отчетливо. Любитель-хирург, лишивший Доукса рук и ног, отрезал ему и язык, поэтому завести приятную беседу с сержантом стало почти невозможно.

Конечно, мы и раньше не ладили: он всегда меня ненавидел и подозревал. Я ни разу не дал Доуксу повод усомниться в моем тщательно сконструированном невинном обличье, но он все-таки сомневался, постоянно сомневался… а потом мне не удалось спасти сержанта от злополучной операции. Я пытался, честное слово, просто не получилось. Давайте будем справедливы (ведь это очень важно): я все-таки спас большую его часть. Но теперь Доукс обвинял меня и в ампутации, помимо многих других неустановленных деяний. Он торчал за моим компьютером и «ото атрел».

— Отто? — бодро повторил я. — Ты ищешь немецкое кино, сержант? А я и не знал, что тебе оно нравится.

Доукс уставился на меня с еще большей ненавистью, достигшей, таким образом, внушительного объема, и взял со стола маленький, размером с записную книжку, аппарат искусственной речи, который носил с собой. Он нажал кнопку, и машинка произнесла радостным баритоном:

— Просто смотрю!

— Ну конечно! — сказал я со стопроцентно синтетическим добродушием, пытаясь подражать странной жизнерадостности автомата. — И бесспорно, у тебя хорошо получается. Но, к сожалению, ты чисто случайно шаришь в моем персональном компьютере на моем личном рабочем месте, и, в общем, это несколько против правил.

Доукс вновь яростно посмотрел на меня. Ей-богу, у него в запасе осталась только одна эмоция. Не отводя взгляда, он снова что-то нажал на своем приборе, и тот откликнулся неправдоподобно радостным голосом:

— Однажды! Я! Тебя! Достану! Сукин! Сын!

— Не сомневаюсь, — спокойно заметил я. — Но только занимайся этим на своем компе.

Я улыбнулся Доуксу, демонстрируя отсутствие злобы к нему, и указал на дверь.

— А теперь, если ты не возражаешь…

Он набрал полную грудь воздуха, с шипением выпустил его сквозь зубы, по-прежнему не моргая, сунул свой аппарат под мышку и зашагал прочь, унеся с собой остатки хорошего настроения.

У меня появился еще один повод для тревоги. Что искал сержант Доукс? Бесспорно, он надеялся найти нечто подозрительное, но что именно? И почему теперь на моем компьютере? У него не было никаких законных поводов там шарить. Я почти не сомневался: Доукс не разбирается в информационных технологиях и не питает к ним интереса. Когда он лишился конечностей, ему из жалости выделили рабочее место, чтобы он отработал последние несколько лет и мог претендовать на полную пенсию. Он занимался какой-то бесполезной административной работой в отделе кадров. Я не знал, какой конкретно, да, в общем, и знать не хотел.