Что не так с этим миром - Гилберт Кийт Честертон

ответ; главная же ошибка и глубже, и проще. Элементарный факт состоит в том, что мы все родились в государстве; мы не все родились на корабле, в отличие от некоторых великих британских банкиров. Корабль по-прежнему остается уделом специалиста, как водолазный колокол или самолет: в таких специфических опасностях потребность в быстроте определяет потребность в автократии. Но мы живем и умираем на судне государства; и если мы не сможем найти свободу, товарищество и народную общность в государстве, мы не сможем найти их нигде. Современная доктрина коммерческого деспотизма как раз и подразумевает, что нам не суждено их найти. Специализированные отрасли в их высокоцивилизованном состоянии не могут, как нам говорят, работать без жестокой системы командования и увольнений, без лозунга, что человек «слишком стар в сорок лет», и прочей гадости. А работать эти отрасли непременно должны, и поэтому мы обращаемся к Цезарю. Никто, кроме Сверхчеловека, не снизойдет до такой грязной работы.

Вот (повторяя заголовок) – вот что не так. Это огромная современная ересь, предлагающая изменить человеческие души, чтобы они соответствовали заданным условиям, вместо того чтобы изменять условия, дабы они соответствовали человеческой душе. Если вываривание мыла действительно несовместимо с братством, тем хуже для мыловарения, а не для братства. Если цивилизация действительно не может ужиться с демократией, тем хуже для цивилизации, а не для демократии. Конечно, было бы лучше вернуться в сельские коммуны, если они в самом деле коммуны. Безусловно, лучше обойтись без мыла, чем без общества. Конечно, мы пожертвовали бы всеми нашими проводами, колесами, системами, специальностями, физикой и сумасшедшими финансами ради получаса счастья, которое часто осеняет товарищей в таверне. Я не говорю, что такая жертва необходима; я только говорю, что принести ее будет легко.

Часть третья

Феминизм, или Заблуждение о женщине

I. Невоинственная суфражистка

В этой главе будет лучше применить ту же последовательность рассуждений, которая потребовалась ради интеллектуальной справедливости в прошлом разделе. Мои основные мысли по женскому вопросу таковы, что многие суфражистки горячо бы их одобрили; и было бы легко заявить о них без всякой связи с текущей полемикой. Но так же, как для начала потребовалось уточнить, что я не поддерживаю империализм, даже в его практическом и популярном смысле, так же кажется более приемлемым заявить то же самое и об избирательном праве женщин в его практическом и популярном смысле. Другими словами, с моей стороны будет честно хотя бы поспешно и поверхностно обозначить мои возражения суфражисткам, прежде чем мы перейдем к тонким вопросам, стоящим за избирательным правом.

Итак, чтобы покончить с этим честным, но неприятным делом, возражение против суфражисток заключается не в их воинственности. Наоборот, они недостаточно воинственны. Революция – дело военное; она обладает всеми достоинствами войны, одно из которых заключается в том, что революция имеет конец. Две стороны сражаются смертоносным оружием, но по определенным правилам чести; победившая партия становится правительством и начинает править. Целью гражданской войны, как и целью любой войны, является мир. Однако суфражистки не могут разжечь гражданскую войну в таком воинственном и решительном смысле: во-первых, потому что они женщины и, во-вторых, потому что их мало. Они могут разжечь кое-что иное, но это совсем другая история. Они не организуют революцию, они организуют анархию: разница между этими понятиями заключается не в уровне насилия, а в качестве результатов и завершенности. Революция по своей природе порождает правительство; анархия порождает лишь еще большую анархию. Люди могут думать что им угодно насчет обезглавливания Карла I[113] или Людовика XVI[114], но они не могут отрицать, что в результате государством правили Брэдшоу[115] и Кромвель[116], а также Карно[117] и Наполеон. Кто-то победил; что-то произошло. Вы можете снести голову короля только один раз. Но шляпу с головы короля вы можете срывать сколько угодно раз. Разрушение конечно, нарушение бесконечно: если восстание принимает форму беспорядка вместо попытки установить новый порядок, ему не будет логического конца, оно может подпитываться самим собой и обновляться вечно. Если бы Наполеон не хотел быть консулом, а хотел бы стать постоянной помехой, он, возможно, сумел бы предотвратить возникновение любого успешного правительства, но его усилия не заслуживали бы достойного имени мятежа.

Именно такая невоинственность суфражисток становится бросающейся в глаза проблемой. Их действия лишены преимуществ абсолютного насилия: их невозможно подвергнуть решающей проверке. Война ужасна, но кое-что она доказывает точно и неопровержимо – количество людей и сверхъестественную доблесть. Выясняются два насущных вопроса: сколько повстанцев живы и сколько готовы умереть. Но крошечное меньшинство, заинтересованное меньшинство, может вечно поддерживать простой беспорядок. В случае с этими женщинами, конечно же, существует еще одно заблуждение, связанное с их полом. Неверно утверждать, будто избирательное право – это лишь вопрос грубой силы. Если мускулы дают человеку право голоса, то его лошадь должна иметь два голоса, а его слон – пять голосов. Истина более тонка, она состоит в том, что физическое проявление силы – инстинктивное оружие мужчины, словно копыта лошади или бивни слона. Всякий бунт – это угроза войны, но женщина размахивает оружием, которое никогда не сможет применить. Существует много видов оружия, которое она могла бы использовать и часто пускает в ход. Если бы, например, все женщины пилили мужей, добиваясь права голоса, они получили бы его через месяц. Но опять же следует помнить, что нужно заставить всех женщин пилить мужей. И это подводит нас к итогу поверхностного изложения политической стороны данного вопроса. Действенное возражение против философии суфражисток заключается в том, что подавляющее большинство женщин не согласны с ней. Я знаю, некоторые утверждают, что женщины должны иметь право голоса независимо от того, хочет этого большинство или нет; но это, безусловно, странный и инфантильный способ установления формальной демократии для уничтожения демократии реальной. Что будут решать массы женщин, если им не дано определить в целом свое положение в государстве? Такие люди попросту говорят, что женщины могут иметь право голоса по любому вопросу, кроме вопроса об избирательном праве женщин.

Но, вновь очистив совесть от своего чисто политического и, возможно, непопулярного мнения, я вернусь к началу и попытаюсь подойти к этому вопросу более вдумчиво и сочувственно; попытаюсь найти истинные корни положения женщины в западном государстве и причины существующих традиций или, возможно, предрассудков по этому вопросу. И для этого снова необходимо далеко уйти от текущей темы, от современной суфражистки, и вернуться к проблемам хотя и гораздо более старым,