Леди ведьма - Кристофер Сташеф

— А как же приличия, как же уважение к чувствам окружающих?

Джеффри прищурился, обескураженный горячностью принца.

Затем медленно проговорил:

— Ну, о чувствах других я не забываю. Мне никогда и в голову не приходит волочиться за девушкой, если она этого не хочет, или за девственницей, как бы она того ни желала. Я стремлюсь дарить наслаждения, а не ранить, и если у меня появляются основания считать, что девушка ждет чего-то большего, чем легкая забава, я никогда близко не подойду из опасения разбить ее сердце.

— Но в глубине души все женщины верят, что это окажется чем-то большим, нежели ночное развлечение, что мужчина останется с нею навсегда! Они верят, Джеффри, даже если говорят обратное, даже если не признаются самим себе!

Джеффри помедлил, обдумывая ответ и тщательно подбирая слова:

— Это правда, они хотят чего-то большего. Но замужество?

Нет! Никогда крестьянка не поверит, что лорд возьмет ее в жены, Ален, во всяком случае, ни одна женщина в здравом рассудке. В данном случае они жаждут ночи с героем, дабы и на них пала тень его славы.

— Да, и все же рассчитывают, что он останется с ними на всю жизнь.

— Втайне, может, и надеются, но в такой тайне, что даже себе никогда не признаются. А при новой встрече ждут хотя бы кивка, нескольких теплых слов, получаса уединенной беседы. Но «рассчитывать»? Нет. За исключением сумасшедших, ни одна деревенская женщина на брак с лордом рассчитывать не станет.

— И все же, втайне или нет, с надеждой или без надежды, но сердце ее ты ранишь, даже если сама она этого не поймет!

— Не поймет, не признается, что еще? — Джеффри пожал плечами. — Как можно говорить, не прочтя ее самых потаенных мыслей, тех, что не блуждают на поверхности? Даже меня бросает в дрожь, как подумаю о столь глубинном вторжении в личную жизнь. Если она этого не понимает, то я и подавно. Я могу судить по поступкам, по делам ее и прощальным улыбкам, которые вижу своими глазами, по ее похвальбе — явной или намеками — на посиделках с подругами.

— Никогда женщина не станет хвалиться тем, что ее использовал мужчина, пусть даже самый распрекрасный герой!

— Ну, сам я никогда не слышал, как женщина похваляется тем, что ее уложили в постель, — признал Джеффри, — однако мне приходилось видеть, как вьются они вокруг героя и недвусмысленно напрашиваются на приглашение в спальню.

— Может, и так, — нахмурился Ален. — Мне трудно спорить. Но разве не каждая девушка надеется на верность, пусть даже без всяких оснований, не признаваясь себе, что она лишь одна из многих?

— Возможно, — вздохнул Джеффри. — Не могу сказать.

Разве угадаешь, куда залетают женские грезы, мужчинам они неподвластны. Знаю только одно: не стыдно принять то, что предлагают тебе от души, по доброй воле. И боли этим я никому не причиняю.

Но Ален, застегивая камзол, только качал головой и бормотал:

— Не могу этому поверить!

Когда они возвращались от мельницы к общинному выгону, Джеффри подумал, что подобным отношением к жизни принц обязан воспитанию, а никак не реальному восприятию мира.

Общинный выгон был уставлен столами на козлах в окружении лент и букетов цветов. Деревенские девушки, наряженные в яркие юбчонки, темные корсажи и белые блузки, тараторили и повизгивали, заканчивая приготовления.

Завидев рыцарей, мужчины разразились приветственными возгласами:

— Да здравствуют победители великана!

— Да здравствуют спасители мальчика!

— Да здравствуют могучие и отважные рыцари, которые избавили нашу деревню от страшной напасти!

Ален озирался по сторонам. Такое поклонение ошарашило его. Он, воспринимавший как должное придворные лесть и низкопоклонство, никогда не встречался с таким количеством искренних восхвалений, причем заслуженных делом, а не саном.

С широкой недоверчивой улыбкой он поворачивался то к одному, то к другому…

Как вдруг одна деревенская девушка одарила его крепким и долгим поцелуем в самые уста.

Потрясенный до глубины души, он резко отдернул голову, но к этому времени девушка уже отступила, а ее место заняла следующая. Ален, взывая о помощи, посмотрел на Джеффри, увидел, как тот обнимает, губы к губам, еще одну красотку, и сдался. Что за беда в поцелуе? И разве девушек не обидит его отказ? Ведь он же не собирается оскорблять их чувства! Ален повернулся с намерением учтиво клюнуть деревенскую девушку в щечку, но у той были другие намерения, и поцелуй затянулся.

Так же поступила следующая пейзанка, и еще одна…

Наконец Ален умудрился оторвать губы, да что уж там, весь рот от последней поклонницы, и не поверил своим ушам, услышав, как мужчины по-прежнему славословят героев. Неужели ни один не возревновал? Неужели нет среди девушек, только что целовавших его, ни одной возлюбленной этих крестьянских парней? А еще он почувствовал, к изрядному своему удивлению, что получает от всего происходящего немалое удовольствие.

Его проводили к столу и усадили на почетное место. Прямо перед ним жарился на вертеле поросенок. Ален жадно вдохнул одуряющий запах, вдруг поняв, что умирает от голода.

И от жажды. Девушка вложила ему в руку кубок и прижалась ртом к его рту, и только теперь, как бы ни заблуждался на этот счет окружающий мир, язык ее огненной струйкой проник сквозь его губы.

Когда она наконец выпрямилась со счастливым смешком, принц, скрывая смущение, надолго припал к своему кубку. Там оказался свежий эль, крепкий и вкусный. Ален оторвался от кубка, чтобы перевести дыхание. Джеффри, посмеиваясь, хлопнул его по плечу:

— Пей до дна, друг мой, ты это заслужил.

И Ален пил, гадая, всегда ли так вкусен деревенский эль или только после подвига. Действительно, все его чувства словно обострились — девушки казались красивее, их щеки алее, глаза ярче и куда более манящи. Аромат жарящегося мяса был таким густым, что в него, казалось, можно впиться зубами, а волынки звучали куда пронзительней обыкновенного, заставляя ноги отбивать такт. Ален сделал еще один долгий глоток, а потом какая-то девчонка схватила его за руку и со смехом потянула со скамьи, еще одна вцепилась в другую руку. Они утащили его на зеленую лужайку и принялись отплясывать. Ален умел танцевать: он нередко наблюдал за танцующими на праздниках, а родители позаботились о том, чтобы он научился более церемонным па придворных балов. И теперь он начал медленно и неуклюже подражать движениям девушек. Потом в танец вступили другие пары, и он стал подражать юношам. У него получалось все быстрей и уверенней, он уже не крутил головой, а смотрел на свою партнершу. Глаза ее блестели, и когда она смеялась, зубы казались ослепительно белыми на фоне алых губ и языка. Ален замечал, как он все глубже и глубже погружается в водоворот танца; мысли его улетучивались, ощущения нарастали.

Затем, будто по какому-то невидимому сигналу, девушка унеслась, а ее место заняла другая. Она подалась вперед, мимолетом чмокнула принца, положила его руку себе на талию и задвигалась теми же шагами, но теперь гораздо быстрее. Он смотрел ей в глаза и чувствовал, что улыбается все шире и уже целиком отдается танцу.