Едят ли покойники торты с клубникой? - Розмари Айхингер

Мать Петера не знает, что сказать. Она таращится на стол. Кто бы мог подумать? Один из ее сыновей приготовил завтрак на всю семью. Все изменилось! Все! Криво улыбнувшись, она послушно садится за стол.

– Лео, иди сюда, садись! Наш сын приготовил завтрак. – Она кивает с отсутствующим видом. Петеру это совсем не нравится. Но потом мама с улыбкой произносит: – Молодец, сынок!

Все трое и впрямь едят вместе – за одним столом! И даже разговаривают. Пусть немного, но и то ладно. Им нужно заново привыкнуть.

– Как дела в школе? – спрашивает мама.

– Давно там не был.

Родители перестают жевать.

– Вот как! – восклицают они в один голос. – Это еще почему?

– Понятия не имею. Я там просто больше не выдержал. На похоронах все так странно на меня смотрели.

– Понятно! – произносит папа.

– Но с понедельника ты снова туда пойдешь, – решает мама Петера.

«Надо же, спохватились!» – думает Петер.

– Хорошо! – говорит он.

Они почти всё доели. Петер рад. Хоть какой-то просвет.

Белобрысая голова с розовой лейкой

После завтрака Эмма прилегла вздремнуть. Она это заслужила. Ночь под открытым небом короче, чем ожидаешь. То и дело какие-то шорохи, треск, шипение. Да еще приходится часто переворачиваться: земля довольно жесткая. Лужайка хоть и не такая твердая, как камень, но неровная и бугристая. Даже несколько часов спустя у Эммы все болит. Мягкая кровать очень кстати.

Просыпается она уже к обеду. В дверную щель проникает аппетитный запах жареного лука. У Эммы урчит в животе и текут слюнки. Поперхнувшись, она кашляет. Пора вставать!

Папа хлопочет на кухне. У него хорошее настроение – насвистывая, он бросает на сковородку все подряд. А Эмма? У нее тоже хорошее настроение, но свистеть она не хочет. Лучше щелкать языком. В ее репертуаре – целые песни и даже концерты. Эмма с ходу подхватывает папину мелодию – «Мерси» певицы Даффи, и они свистят и щелкают языком в унисон. У них отлично получается, считает Эмма. Хоть в шоу суперталантов выступай. На сердце у нее легко. Ночь на кладбище прошла хорошо. Петеру тоже понравилось. Все налаживается.

На столе лежит соломенная шляпа, обильно украшенная цветами и фруктами. Вчера ее тут еще не было. Эмма разглядывает шляпу, уплетая тушеные овощи.

– Правда, классная? – говорит отец. – Кто-то потерял ее месяц назад и так и не вернулся за ней.

«Неудивительно», – думает Эмма. Шляпа на редкость безобразна.

– Из нее вышло отличное украшение для стола, – убежден Северин Блум.

Может, ему и правда нужна женщина. Вкус у него отвратительный. Эмма приглядывается к шляпе повнимательнее и качает головой. Безобразная! Просто безобразная.

С другой стороны, папа постоянно притаскивает странные штуки. Вообще-то она уже привыкла. В прихожей висит поющая рыба. Под ней стоит огромный желтый резиновый сапог 48-го размера, который он приспособил в качестве подставки для зонтов. Ржавая тачка служит кадкой огромной пальме в гостиной. Пустая бутылка из-под виски с букетом засушенных цветов украшает левый угол туалета. Все эти предметы кто-то оставил на кладбище, потерял или просто забыл. Могильщик дает им новое место.

«Люди слишком много выбрасывают, – твердит он. – Они не способны разглядеть в вещах душу».

Эмма хорошо понимает бывших владельцев. Она тоже никакую душу разглядеть не способна. Хлам и есть хлам.

На оградке фонтана однажды стоял старый тостер. Папа выкрасил его в синий цвет и отполировал до блеска. Теперь в нем торчат счета. Но самый выдающийся экспонат – Леонидас, чучело хомяка. Грызун раньше жил на кладбище, а теперь охраняет лестницу. Он дважды кусал могильщика, пока не погиб под камнем. Эмме так и не удалось выяснить, при каких именно обстоятельствах. Однако папа постоянно заверял ее, что это был несчастный случай.

У Эммы все это барахло, которое притаскивает отец, вызывает лишь недоумение, но она с ним не спорит: нравится ему давать второй шанс всякому старью – пусть дает. Они оба самостоятельные люди и не обязаны во всем соглашаться. Взять хотя бы Терезу Функ! Папе она нравится, а Эмма ее на дух не переносит. При мысли о соцработнице она сглатывает.

– Мне уроки надо делать, – заявляет она и поспешно уходит после обеда к себе в комнату.

Эмма садится на подоконник и болтает ногами. На кладбище царит обычная воскресная суета. Даже могилам по воскресеньям положено выглядеть наряднее, чем в будни. Так, во всяком случае, кажется Эмме. Подставив лицо солнцу, она наслаждается теплом и хрустом гальки на дорожке внизу.

Эмма не сразу узнает ту женщину. В крайнем заднем ряду, справа от капеллы. Белобрысая голова и розовая лейка. Эмма некоторое время за ней наблюдает. Женщина дергает траву вокруг могилы и даже чистит камень.

«Что за…» – проносится в голове у Эммы, но она не додумывает мысль до конца.

Петер считает, что ее отцу давно пора найти себе новую спутницу жизни. Советует ей не переживать. Мол, ничего страшного в этом нет. Эмма, плотно сжав губы, вздыхает и перелезает на надгробие под окном. Фердинанд и Леопольдина Комарек, умерли в 1943 и 1969 годах соответственно. Он пал на войне, она – со ступенек в подвале. К большому облегчению Эммы, они не показываются. Супруги Комарек не одобряют, когда она лазит по их надгробию.

Не разбирая дороги Эмма шагает через ряды надгробий прямиком к белобрысой голове. Только не смотреть по сторонам, говорит она себе. А то еще передумаю.

Тереза Функ отскребает голубиный помет от мраморного надгробия матери, когда рядом с ней словно из ниоткуда появляется Эмма. Так и инфаркт схлопотать недолго.

– Эмма! – восклицает она, испуганно цепляясь за блестящий камень. – Какая встреча! – Улыбка выглядит немного натянутой.

– Добрый день! – здоровается Эмма. Ничто не обходится нам так дешево и не ценится так дорого, как вежливость, говорит отец.

Они стоят лицом к лицу и молчат. Даже соцработнице от неожиданности ничего не приходит в голову.

Как неловко, думает Эмма, тоскливо поглядывая на свое окошко. Надо было остаться в комнате.

– Ну хорошо! – говорит наконец Тереза Функ.

По мнению Эммы, ничего хорошего тут нет. Но ее никто не спрашивает, поэтому она не возражает.

– Тебя не затруднит принести мне воды? – спрашивает Тереза Функ, протягивая Эмме розовую лейку.

«Еще как затруднит!» – думает Эмма.

– Сейчас принесу, – отвечает она, пожав плечами.

Эмма не торопится возвращаться к соцработнице. Еще успеют намолчаться.

И зачем она вообще к ней пришла? Эмма не находит ни одной веской причины. Потом она видит перед собой отца – как он смеется над шутками Терезы Функ, а та над его. Ах да! Вот она, веская причина.

Глубоко вдохнув, Эмма