Наследство Лэндоверов - Виктория Холт

Мне показалось, что я прочла одобрение во взгляде, который бросила на меня кузина Мэри. Она потрепала меня по руке.

— Я рада, что ты приехала. Твое присутствие мне приятно.

— Звучит, как прощальная речь.

— Надеюсь, мне еще не скоро придется произносить такую речь.

Мы все больше привязывались друг к другу, кузина Мэри и я, это было очевидно.

Через некоторое время Джеми Макджилл повел меня знакомиться с пчелами. Он напялил мне на голову диковинный чепец; концы его спускались на мой корсаж, а лицо закрывала сетка, позволявшая мне видеть. На руки я натянула толстые перчатки, после чего мы направились к ульям. Должна признаться, что мне стало Довольно страшно, когда пчелы, жужжа, закружились вокруг меня. Они кружились и вокруг Джеми, а некоторые садились к нему на голову и плечи, но не жалили. Он представил меня:

— Это мисс Кэролайн Трессидор. Я говорил вам о ней. Она гостит у своей кузины и хочет познакомиться с вами. Она вам друг.

Он стал вынимать соты из ульев. Меня поразило, что пчелы позволяли ему это. Работая, он все время разговаривал с ними.

Потом мы вернулись в дом, и я сняла с себя странное одеяние.

— Они признали вас, — заявил Джеми. — Я это понял по их жужжанию. Ведь это я сказал им о вас, видите ли, а мне они доверяют.

Благорасположение ко мне пчел повлияло на наши с Джеми отношения. Возможно, он испытывал теперь ко мне большее доверие, стал со мной более откровенным. По его словам, он тосковал по своей родной Шотландии, хотел снова увидеть ее озера, ее туманные дали.

— Озера там не такие, как здесь, мисс Кэролайн, и холмы тоже. У нас они высокие и каменистые. Временами в них появляется что-то пугающее. Я тоскую по ним, сильно тоскую.

— Вы думаете иногда о возвращении на родину? — Он с ужасом посмотрел на меня.

— О нет… нет. Я никогда бы не мог этого сделать. Дело в том… там ведь Дональд… а он такой… из-за него мне и пришлось уехать… бежать… как можно дальше. Я всегда боялся Дональда. Мы выросли бок о бок.

— Это ваш брат?

— Мы были так похожи. Люди нас не различали. Который Дональд… который Джеми? Никто не знал..: даже наша мать.

— Значит, вы были близнецами?

— Дональд нехороший человек, мисс Кэролайн. Он, в самом деле, плохой. Мне нужно было уехать от Дональда. Но я надоедаю вам, рассказывая о том, что для вас неинтересно.

— Люди меня всегда интересуют, Джеми, я люблю узнавать о них. Это так увлекательно.

— Я не могу говорить о Дональде… о том, что он сделал. Я должен прогнать эти мысли.

— Он был очень плохим? — Джеми кивнул.

— Так вот, мисс Кэролайн, сегодня вы познакомились с моими пчелами.

— Я рада, что они признали во мне друга. Надеюсь, что и вы так ко мне относитесь.

— Я с самого начала понял, что вы друг. — Он наклонился ко мне и добавил: — Забудьте о том, что я вам сказал о Дональде. Я говорил необдуманно.

— Мне кажется, когда о чем-нибудь неприятном расскажешь, делается легче.

Он покачал головой.

— Нет, я должен забыть о Дональде, как будто его никогда и не было.

И я была вынуждена побороть желание более подробно расспросить Джеми о Дональде: было заметно, что он и так уже сильно взволнован и сожалеет о том, что заговорил о брате.

После этого случая он никогда о нем не упоминал, хотя я несколько раз пыталась повернуть разговор в этом направлении. Он меня искусно отвлекал в сторону, и я пришла к заключению, что если буду настаивать, то рискую стать нежеланной гостьей в домике у ворот.

Я часто писала Оливии. Мне казалось, что мы с ней разговариваем, и я с нетерпением ожидала ответных писем.

По ее словам, жизнь в нашем доме шла, как обычно. Большую часть времени она проводила в деревне. После празднования юбилея не было причин приезжать в Лондон.

Мисс Белл тоже написала мне один раз. Ее письмо не содержало ничего, кроме голой информации: она благополучно добралась до дому; они с Оливией начали читать «Падение Римской империи» Гиббонса; погода стоит необыкновенно теплая. Все это меня не интересовало.

Наконец от Оливии пришло письмо совсем непохожее на предыдущие. Вот, что она писала:

«Дорогая Кэролайн!

Я так скучаю по тебе. У нас теперь заговорили о том, что мне пора «выезжать». Ведь мне скоро исполнится семнадцать, и папа сказал мисс Белл, что, по его мнению, я должна дебютировать в свете. Я очень боюсь этого. Мне противна мысль о вечеринках и знакомствах. Я для этого не гожусь. Вот тебе бы все это подошло. Здесь по-настоящему мне и поговорить не с кем… Мисс Белл уверяет меня, что это необходимо: нужно только примириться с этим, и все будет хорошо.

Мама так и не вернулась. Она никогда не вернется. Я сначала думала, что она уехала ненадолго, но о ней никто не говорит, а когда я упоминаю о ней при мисс Белл, она сразу меняет тему, как будто здесь кроется какая-то постыдная тайна.

Мне хотелось бы, чтобы мама вернулась. Папа теперь еще более суров, чем обычно. Он почти всегда в Лондоне, а я в деревне, но если я начну «выезжать», то мне придется жить там, понимаешь? О, как я мечтаю о твоем возвращении.

Когда же ты приедешь? Я спросила об этом мисс Белл. Она ответила, что это будет зависеть от папы. «Но ведь папе хочется, наверное, видеть свою родную дочь», сказала я. Она отвернулась и медленно проговорила: «Кэролайн вернется тогда, когда ваш отец сочтет это нужным и своевременным».

Мне это показалось очень странным. Вообще все так загадочно, Кэролайн, а когда я думаю о своем появлении в обществе, мне делается страшно.

Пиши почаще. Мне очень интересно узнавать о пчелах и об этом странном человеке в домике у ворот, о Лэндоверах и кузине Мэри. Чувствую, что все они тебе нравятся. Постарайся только не любить их сильнее, чем меня, хорошо? И не привязывайся к Трессидор Мэнору больше, чем к нашему дому.

Попробуй, может быть, тебе удастся уговорить кузину Мэри отослать тебя домой. Она могла бы написать тете Имоджин или еще как-нибудь это устроить.

Помни, что мне тебя недостает. Если бы ты была дома, жизнь здесь и наполовину не была бы такой тяжелой. Твоя любящая сестра

Оливия Трессидор ».

Я много думала об Оливии. Как было бы хорошо, если бы она могла присоединиться ко мне в Корнуолле и делить со мной это беззаботное существование, поглощающее меня целиком.

Иногда мне казалось, что моя жизнь здесь будет продолжаться всегда, но, конечно же, я ошибалась.

Временами Яго Лэндовер выглядел очень грустным. Я догадывалась, что у него серьезные причины для беспокойства, так как это было совершенно несвойственно его натуре.