Тотальное преследование - Николай Басов

– Вот и отлично! – Толстяк уселся в кресле поудобнее и застучал по клавишам компьютера, продолжая разглагольствовать: – У вас семья, приемная дочь… Странно только, почему у вас нет своих детей. Медицинские показатели в норме, никаких серьезных препятствий нет… Детей вам нужно завести обязательно! С вашими мозгами у вас должны быть очень способные дети. Это важно сейчас, понимаете?

Он не интересовался тем, понимает ли его Том, просто продолжал уговаривать, видимо, войдя во вкус. Извеков еще раз произнес:

– Согласен.

– Отлично, отлично!.. Теперь я вас отправлю к моему заму – вы его тут уже видели, – он объяснит, что и как нужно делать, чтобы…

Дальше все пошло по накатанной дорожке, как понял Том, и уже через пару часов, получив какие-то справки и направления, он вышел на улицу. Постоял. С неба падал мягкий, поздний снег. Все было как обычно, но Извеков понимал: что-то произошло. Вот только не разобрался он, что же это было.

Дома, уже вечером, когда пришла с работы Лариса, он стал рассказывать новости, но она так устала, что не слушала. Зато известие, что Тому могут повысить категорию, вызвало у нее молниеносную и даже чрезмерную реакцию. Лара взвизгнула и прыгнула ему на колени. Было время, она любила сидеть у Тома на коленях, только в последнее время не очень-то этим занималась. Лара стала его гладить, приговаривая, какой он у нее умный, талантливый, какой успешный и как им будет здорово, если она сможет бросить работу, а заняться только им, Летой и вообще народить еще детей…

Уже лежа в кровати, после довольно бурных, хотя и не самых успешных со стороны Тома любовных утех, ему подумалось, что как бы там ни было, а ввязался он во что-то необычное. От этой мысли было почти так же неуютно, как прежде, но он уже привык так жить последнее время.

– А знаешь, – вдруг всхлипнула Лариса, – я сегодня в церкви была. Хожу туда потихоньку, меня старушки узнавать стали… Так вот, одна женщина сказала, что конец света уже наступил, а мы и не заметили. Оказывается, она не знала этой давней шутки, в которой оказалась слишком малая доля шутки… Извеков не отозвался, и Лариса уснула, довольная всем на свете. А он еще некоторое время думал над ее словами, и хотя они не могли быть правдой, обдумать их почему-то хотелось.

Вот только странное это было обдумывание – конец света, когда все мало-помалу устроилось и можно было даже учиться чему-то новому, как сказал тот толстяк. «Но тогда и жизнь, – думал Том, – может вот так же неожиданно и незаметно окончиться. Например, начнешь зарабатывать делягой каким-нибудь большие деньги, переберешься в особняк, приобретешь целый гараж новеньких автомобилей, накупишь жене массу побрякушек, какие ей хочется, народишь детей… А жизнь, оказывается, уже давно, незаметно и окончательно окончена?»

Что-то в его рассуждениях было неправильно, но что именно, Извеков так и не догадался, а потому все же уснул.

Передав Ларисе побольше наличных, Том оставил на своей карточке ровно столько денег, сколько, по его мнению, должно было хватить до указанного места где-то в районе Плеса и обратно. И, конечно, на проживание в течение двух-трех недель. Добрался он автобусом, причем вид деревенских жителей его не порадовал. Складывалось впечатление, что процветание, о котором так много говорилось по телику, не задело этих людей даже краем. Особенно Извекову не понравилась укутанная, несмотря на уже вошедшую в силу весну, тетка, которая зачем-то тащила за собой козу. Коза упиралась, часто становилась поперек прохода между креслами в автобусе и, озираясь, жалобно мекала. Приглядываясь к ней, Том, пожалуй, впервые в жизни осознал, откуда пошло это выражение «блудливая коза». Глаза у животного действительно выглядели… хм, как у девицы определенного поведения, вышедшей на свой незатейливый промысел.

А вот место, куда Извеков прибыл, стоило всех мук во время поездки. Это была чудесная широкая долина, овражистая, с Волгой, широкой и спокойной, словно время не имело здесь никакого значения. С недавно отреставрированными церквушками, с небольшой площадью, на которой местные жители неспешно что-то покупали или продавали, надеясь выручить несколько лишних монет. Народ тут бродил такой, что Том даже забеспокоился, а не слишком ли он положился на местную экономику? Вполне могло оказаться, что тут и банкомата нет, потому что вся торговля шла только за самые мелкие деньги, от вида которых Извеков уже отвык.

До пансионата, как ему сказали, нужно было пройти еще километра три. Тома пригласили подвезти туда на настоящей телеге, но он отказался. Его вещмешок, который он из осторожности взял с собой, вполне позволял отшагать эти километры без труда и даже с удовольствием. Извеков дотопал до места, оглядываясь по сторонам и все больше напитываясь миром и гармонией, которые тут царили.

Определили Тома тоже довольно быстро. В комнату к низенькому мужику, заросшему щетиной до самых глаз. Даже на лбу у него кустились какие-то странные метелочки, довольно неприятные на вид. Заметив, как Том его разглядывает, сосед тут же пояснил:

– Ничего, поначалу все смотрят, потом привыкнешь. Вот когда я рубашку сниму, щетина тебя уже не удивит.

Вечером, расположившись за бутылкой дешевого коньяка, который этот тип приволок из бара, Извеков понял намек нового знакомого. По-настоящему обнажиться этому парню не грозило никогда: любой мороз с той шерстью, которая покрывала его от шеи и до пяток, был ему не страшен. К тому же от парня пахло не потом и не грязью немытого тела, а каким-то мускусом, словно он растирался странным, на любителя, одеколоном. Вот к этому запаху привыкнуть было трудно.

За коньяком, которого Извекову почти и не досталось, парень признался, что живут здесь только самые «продвинутые». И выложил свои мечты. Были они примитивны, как у шимпанзе: стать предпринимателем, заработать денег на выпивку, девиц и чтобы его приняли в какой-нибудь клуб в городе. Оказался этот примат, кстати, из Рыбинска, а не из Ярославля, как вначале думал Том.

В общем, сосед оказался малоприятный, тем более что ближе к вечеру, почти прикончив свой коньяк, он сорвался с места, невнятно объяснив, мол, бар скоро закроется – и через четверть часа появился с новой бутылкой.

Дня два у Тома ушло на обживание. По армейской, должно быть, привычке он быстро все разведал: тренажерный зал, небольшой бассейн, на удивление неплохая библиотека, в которой, правда, преобладали издания разных классиков. Но были и книги на других языках. Особенно много почему-то оказалось польских книг, и скоро Том понял почему. В охране пансионата состояли поляки. Жили они тут месяцами и не расставались с парализаторами. Обслуга тоже была не из местных. Много было совершенно чужеродных лиц. Только врачи и медсестры оказались сплошь наши, русские. Зачем они тут нужны, если это был все же пансионат, а не санаторий с больничным распорядком, Том сначала не понял. На третий день его вызвал к себе хмурый, очень молодой и резкий в речах врач.