Минос - Маркос М. Виллаторо

— Через пятнадцать минут он очнется как ни в чем не бывало. Этот паралич проходит очень быстро. Конечно, для охотника в джунглях этого времени вполне достаточно, чтобы связать животное или убить его. — Рекс протянул духовое ружье Текуну. — Оно целиком сделано из дерева, поэтому в любом аэропорту у тебя не будет никаких проблем. А вот с этим нужно быть как можно более осторожным. — Он протянул Текуну пузырек с ядовитым медом.

Текун сдержанно улыбнулся, поблагодарил своего нового партнера и пожал ему руку, не скрывая своего восхищения духовым ружьем и набором небольших тонких стрел. С этого момента он больше не думал о флейте.

Бидз хорошо изучил расписание самолетов агентства ДИА. Двоюродный брат Селии, который работал в диспетчерской службе местного аэропорта и намеренно игнорировал английский язык (хотя до этого в течение двух лет изучал его в Нью-Йорке), предпочитал общаться на плохом испанском. Он сообщил Бидзу, что слышал, как один американский агент говорил другому гринго, что следующий самолет прибудет во вторник в четыре часа ночи. А сейчас было воскресенье. Домик был приведен в порядок, а грузовики уже находились в пути. Значит, зерно из контейнера номер четыре доставят местному священнику в понедельник утром.

— Мы можем ехать, — сказал Бидз, хорошо понимая, что его слова не произведут на друга никакого впечатления.

Текун надел свой зеленый спортивный костюм. Ночи здесь бывают довольно прохладными. Этот костюм хорошо подходил для вечерней пробежки, как, впрочем, и спортивные кроссовки фирмы «Найк».

— Встретимся в Мачакуиле без четверти девять.

— Это же семь миль отсюда, — возразил Бидз.

— Да, ну и что? — невозмутимо ответил Текун. — Обычно я бегаю десять миль. Да ладно тебе, Бидз, не волнуйся, все будет в порядке. — В голосе Текуна неожиданно появился южный акцент, унаследованный им от матери. — Со мной ничего не случится.

— Твой отец не одобрил бы такой легкомысленный поступок.

— Мой отец часто сомневался, поэтому и погиб. — Текун произнес эти слова с некоторым раздражением, что бывало с ним крайне редко. — Его погубила неспособность полностью погрузиться в этот бизнес. Он умер с сожалением в душе, я не хочу повторить его печальный опыт.

— Но, сынок, нет никакой надобности оставлять после себя следы на каждом шагу, — с отчаянием в голосе запротестовал Бидз.

Текун повернулся, пристально посмотрел на крестного отца, а потом неожиданно рассмеялся и похлопал того по плечу.

— Разумеется, есть.

Карл Спунер и четверо других агентов остановились в арендованном небольшом коттедже в самом центре городка, что в нескольких кварталах от городского рынка, который сейчас был закрыт. Да и все учреждения в городе тоже не работали, за исключением двух баров: «Mi Oficina»[29]и «Donde Siempre Me Encuentran».[30]Оба бара находились настолько далеко, что до окна Карла доносились лишь отдельные звуки национальной музыки «мариачи», прорывавшиеся из окна одного из кафе. Иногда из соседнего дома слышался шум какой-то вечеринки, чаще всего «quincenera»,[31]которую устраивают для дочери, вступившей в пору взросления. Затем шум с улицы стал еще сильнее, пока пара агентов не решила пожаловаться, но их попытка закончилась неудачей. Более того, они были вынуждены принять приглашение отца девушки и присоединиться к этому шумному празднику.

За две недели своего пребывания в этом городке Карл не принимал участия в каких бы то ни было вечеринках. Пару раз он прошелся по местному рынку, но быстро убедился в том, что купить там практически нечего. Сидевшие в киосках индейские женщины и латиноамериканские мужчины никогда не смотрели ему прямо в глаза, хотя некоторые из них, и прежде всего Селия, пытались хоть как-то ответить на его вопросы касательно продаваемых овощей и фруктов. А после того как Спунер удалялся от них, они о чем-то оживленно перешептывались, но он не мог понять, что именно они говорили. Правда, одно слово он все-таки разобрал, так как его повторяли множество раз и звучало оно всегда одинаково: «la seeya, la seeya». Это слово показалось Карму знакомым, и вскоре он сообразил, что по-испански это означает «стул». Но почему, черт возьми, они говорили про какой-то стул? При чем тут стул? Может быть, они просто хотели предложить ему посидеть? А вечером того же дня один из его соседей по дому, молодой парень из калифорнийского города Ла-Хойя, которого все называли «сынок», объяснил ему, что стул здесь действительно ни при чем.

— Нет, Карл, это не стул. Они говорили «Си-ай-эй, Си-ай-эй».[32]

— Что? Они подумали, что я из ЦРУ?

— Он считают, что каждый гринго является агентом ЦРУ. Даже если он миссионер.

Карл никак не мог этого понять. Откуда могли знать о Центральном разведывательном управлении США жители этого крошечного городка в отдаленном месте центрально-американских джунглей? Конечно, здесь была явная историческая подоплека, к которой он лично не имел абсолютно никакого отношения. Он понял это, когда бродил по улочкам города и никак не мог избавиться от ощущения, которое преследовало его много раз в прошлом. Это было сомнение, и оно не сулило ему ничего хорошего, так как любое сомнение неизбежно вызывало чувство страха. А это чувство представлялось опасным и совершенно бессмысленным — оно загоняло человека в тупик, в безысходное положение.

Некоторое время назад он хотел только одного — прищучить этого мерзавца Текуна Умана. А сейчас он мечтал поскорее вернуться к своей Джессике. Две недели, всего лишь четырнадцать дней прошло с тех пор, как он в последний раз видел ее, но именно в то время в ней развивалась новая жизнь. За эти две недели уже наверняка появились какие-то черты, стало сильнее биться маленькое сердечко, а на пальчиках — оформляться характерные отпечатки. Вполне возможно, что его будущий сын уже начал посасывать большой палец, Карл видел на акустическом приборе Сандры, как свернувшееся калачиком крошечное существо сунуло в рот большой палец. Четырнадцать дней. Из них два дня ушло на подготовку к этой поездке, а потом в течение пяти последующих дней он осваивался в Техасе, изучал кучу самых разнообразных бумаг в Далласе. И все это время он находился в состоянии крайнего напряжения и был предельно сосредоточен на задании, что помогало ему отвлечься от мыслей о Джессике. Зато по ночам, сидя в своей маленькой спальне со шторами, которые закрывали давно лишенные стекол окна, но при этом были неподвижны из-за полного отсутствия хотя бы легкого ветерка, сосредоточиться на чем-то другом, кроме беременности жены, было практически невозможно. Именно поэтому вся эта поездка казалась ему невыносимой ошибкой логистики.

Более того, все происходящее казалось ему эмоциональной ошибкой. Карлу ни в коем случае не нужно было покидать дом и оставлять без присмотра беременную жену. Именно эти грустные мысли занимали его сейчас, когда он сидел за небольшим деревянным столом, потягивал виски и заполнял служебный журнал, а главным чувством оставалось одно — сожаление. Он должен бы сейчас быть дома и помогать Сандре осваивать правописание, так как именно в понедельник у них в школе проводится орфографический тест. Незадолго до его отъезда Сандра читала учебник «Шарлотс веб», поэтому смогла правильно написать слово «salutations»,[33]но учительница требовала от нее и от всего класса большего — чтобы они научились правильно писать слова «agriculture»[34]и «aggravate».[35]Именно написание последнего слова он старался объяснить дочке вечером перед отъездом. Сандра всегда писала с ошибкой, ставя в слове «aggravate» букву «i», как, впрочем, и в слове «daddy».[36]«Видишь разницу между этими словами?» — говорил он ей.