Страсть и скандал - Элизабет Эссекс

Оно никогда ей не отказывало, это умение принимать решения. Лицо Анны Кейтс могло казаться бесстрастным и спокойным, как Гималайские горы, хранить ледяное, непроницаемое выражение, но Томас ни на миг не поверил в ее бесчувственность. Нет. Разумеется, в ней бушевали страсти. И подобно далеким, неподвластным времени горам Катриона Роуэн была полна жизни под тяжелым, тихо ползущим вниз покровом снега и просто выжидала. Но от него ей не закрыться, и она может сколько угодно взирать на него с невозмутимостью королевы — на мир, который, однако, ей неподвластен.

Томас был поражен ее решительностью и самообладанием. А ведь он, как никто другой, знал все и о всевозможных масках, и о том, как скрыть свои тайные помыслы. Поражен уже не в первый раз.

Впервые эта ее черта потрясла его в ту ночь в Сахаранпуре. На приеме, который полковник Бальфур столь заботливо устроил, чтобы новый резидент компании попытался ближе узнать и полюбить Индию, поразительное разнообразие населяющих ее народов и их культур.

В тот вечер Томас оттер с рук все следы конюшенных трудов, оделся в шелк и атлас, обернул длинные волосы белоснежным тюрбаном, думая лишь о ней. Делая вид, что не понимает истинных мотивов. Твердил себе, что это всего лишь безобидная игра.

Но то, как он смотрел на нее, свою северную богиню с огненными волосами, вовсе не было игрой.

Танвир Сингх умел смотреть — наблюдать за людьми, подмечая малейшие детали, в которых сами люди не отдавали себе отчета. Ловить жесты рук, движения глаз, которые выдавали ложь, скрытую в произносимых ими словах.

Вот поэтому мисс Катриона Роуэн оказалась таким интересным объектом. Она была совсем другой. Что они такое, эти люди, настоящее гадючье гнездо, сплетенное из обыденной, повседневной лжи? Вон стоит в углу непрерывно потеющий мистер Пиллок, мелкий клерк, — на его попечении находятся склады с экспортными товарами. Сверкает в галстуке алмазная булавка, явно слишком дорогая для чиновника столь мелкого ранга, — не иначе как запустил руку в закрома компании. Юный субалтерн болтает с некоей мамашей и ее дочкой, а сам не сводит глаз со старшего сержанта своего полка. Толстяк Рама Кумар, торговец хлопком, время от времени приумножающий свои доходы за счет контрабанды опиума. Почти каждый из присутствующих здесь либо банальный пошляк, либо откровенный мошенник и лгун. Лишь Катриона Роуэн казалась воплощением искренности и чистоты.

Все, что он видел в ней, начиная от ясного, открытого взгляда и до проворных движений, когда она пожимала руки всем, с кем знакомилась, выдавали прямоту характера и ум, который не умел ни хитрить, ни изворачиваться. Она не могла сказать одно, думая при этом о другом. Эта девушка говорила правду, даже если она могла кому-то и не понравиться.

Леди Саммерс подвела племянницу к небольшой компании дам-англичанок и принялась знакомить со всеми.

— Вы помните мою племянницу, мисс Роуэн? Миссис Фостер! Как вы помните, миссис Фостер приходится сестрой мисс Филдинг.

— Да, конечно. Мы встречались в прошлое воскресенье после церковной службы. Как приятно снова видеть вас, мэм.

Стоя в отдалении — ближе к ним не подойти, — Танвир Сингх видел, как она улыбается и вежливо кивает, а потом отходит на шаг назад, как ей и подобает, отдавая первенство тете, льстя ее самолюбию светской львицы.

В этот вечер здесь присутствовали только дамы-англичанки. Полковник Бальфур был другом всем и каждому и доверенным лицом многих помимо Танвира Сингха и Томаса Джеллико. Тем не менее богатые купцы вроде Рамы Кумара или Санджая Лупалти, набивающие кошельки на оживленной торговле с Ост-Индской компанией, держали своих жен дома, взаперти, не смешивая жизнь деловую и семейную. Только англичане привели своих затянутых в тугие корсеты, на грани обморока жен и дочерей. И племянниц заодно.

Мисс Катриона Роуэн оказалась не единственной молодой незамужней леди, вошедшей сегодня под высокие своды дворцовых ворот, но была самой красивой. По крайней мере для Томаса. Потому что она единственная, кто живо замечал окружающую ее красоту.

Она единственная, кто оглядывался вокруг в искреннем счастливом изумлении. Единственная, кто не боялся бросить восхищенный взгляд на величие и великолепие старой крепости эпохи Моголов, которую Бальфур получил во владение давным-давно, женившись на местной красавице с миндалевидными глазами. Бегума, как часто называл жену полковник, исповедовала мусульманскую веру, и посему испытывала неловкость в присутствии чужестранцев. Но милая, добрая леди, которая так много сделала для того, чтобы помочь юному Томасу Джеллико, когда он только-только прибыл в Индию, сейчас, без сомнения, наблюдала за происходящим сквозь затянутое решеткой окошко на верхнем ярусе. Ее компаньонки отнюдь не глухи ко всем разговорам, которые доносятся снизу, из дворика, или от просторных колоннад нижних ярусов, окружающих холл, где огромный стол уже был накрыт к обеду в европейском вкусе.

Несомненно, туземные дамы из зенана слышали, как леди Саммерс откровенничала в тесном кругу приятельниц-ангрези.

— Любит он вычурность, этот полковник, — говорила леди, имея в виду богатое убранство зала. — Он просто пережиток минувшей эпохи, обломок прошлого. И здесь единственный, кто этого не понимает.

— Да. — Одна из матрон, чьи губы были плотно поджаты, поспешно взмахнула рукой, обдавая презрением массу шелковых занавесей вокруг. — Вы не находите, что это немного чересчур?

— Хм, — произнесла леди Саммерс, закатывая глаза. — Просто пошлость.

— А я думаю, это великолепно. — Мисс Катрионе Роуэн хватило смелости пойти наперекор общему мнению. Она взволнованно огляделась. — Чарующе и ярко. Это очень красивый дом. Я просто в восхищении.

— О, моя дорогая! — снисходительно обратилась к племяннице леди Саммерс. — Надо тобой заняться. Необходимо избавиться от подобной наивности, а то даже неловко.

Но его северная богиня была неустрашима.

— Вряд ли меня можно упрекнуть в наивности, тетя Летиция!

Леди Саммерс явно не привыкла к возражениям. Изогнутая дугой бровь взлетела вверх.

— Мое дорогое дитя. Одно-единственное путешествие из Шотландии… Боже, что за дикое место, — леди Саммерс даже передернула плечами, — вряд ли дает право думать, будто ты уже знаешь мир. Но не твоя вина, что твое воспитание столь безнадежно провинциально.

Мисс Роуэн — пылающие огнем волосы и сдерживаемый гнев — замерла, делая паузу, пока прочие дамы, улыбаясь, покровительственно говорили что-то в знак согласия. Потом она заговорила спокойным и обманчиво-тихим голосом.

— Дорогая тетя Летиция, вряд ли можно назвать меня провинциалкой после многих лет, проведенных в школе в Париже.

— В Париже? — ахнула леди Саммерс, даже не пытаясь обрести былую снисходительность тона.

О, какое удовольствие было ему видеть свою богиню именно такой. Катриона Роуэн сделала то, чего не сделала ни одна из женщин этого ограниченного кружка оторванных от родной страны людей. Она с легкостью преподала Летиции Саммерс урок, которого та заслуживала. Катриона Роуэн могла выглядеть эфирным созданием, обернутой в сахарную вату куколкой в этом платье цвета девичьего румянца, но у нее был хребет, стержень, прочный и неподатливый как закаленная сталь. Она спокойно смотрела в глаза своей глупой, тщеславной тетке, предостерегая ее от того, чтобы назвать Париж провинциальным болотом. Что ж, даже Летиция Саммерс не зашла бы так далеко на пути самообмана.