Повернуть время вспять - Рэдклифф

Андреа с самодовольной усмешкой прошествовала мимо Уинтер и вышла в коридор.

– У тебя всегда есть все, что нужно, – многозначительно проронила она напоследок.

– Спасибо, мы в палате 1215, – резко сказала Уинтер, взяла салфетки и все остальное и тоже ушла.

– Прекрасно, просто прекрасно, – горестно вздохнула Пирс.

До конца обхода Уинтер разговаривала лишь со старшим Рифкином, обращаясь к Пирс в редком случае и исключительно по делу. Они закончили уже в одиннадцатом часу ночи, после чего Эмброуз Рифкин удалился, коротко пожелав им спокойной ночи.

– Тебе, пожалуй, тоже пора, у тебя завтра смена, – сказала Пирс, когда отец отошел достаточно далеко и не мог их слышать.

– Тогда спокойной ночи, – ответила Уинтер и пошла прочь по коридору.

Пирс мучительно раздумывала, как ей поступить. Последний час Уинтер была крайне холодна с ней, но Пирс не была настроена извиняться. Черт возьми, разве она совершила преступление?! Ей не за что было извиняться перед Уинтер. Проклятье.

Уинтер между тем уже скрылась на лестнице. Пирс помедлила еще мгновение и потрусила за ней. Выбежав на лестничную площадку, она перегнулась через перила и крикнула вниз:

– Как ты доберешься до дома?

Опешив от этого вопроса, Уинтер посмотрела наверх.

– Что?

– Я знаю, ты не рассчитывала, что будешь дежурить ночью. Ты приехала сюда на машине?

– Нет, на трамвае.

– Ехать на трамвае одной в такой поздний час опасно, – заявила Пирс, спускаясь по ступенькам.

Уинтер до сих пор злилась на Пирс, и это помешало ей ощутить благодарность за заботу. Ей было очень неловко, что она стала невольной свидетельницей интимной сцены.

– Пирс, я езжу на трамвае с тех пор, как училась в медшколе, и давно к этому привыкла. Мне всего лишь нужно добраться до 48-й улицы.

– Я понимаю, но в Западной Филадельфии в такой поздний час не слишком спокойно.

Пирс выудила из заднего кармана штанов ключи от машины и протянула их Уинтер.

– Вот, возьми мою машину, я все равно не собиралась никуда ехать.

– Не буду я брать твою машину.

– Слушай, так ты доберешься до дома гораздо быстрее и лучше отдохнешь перед завтрашним дежурством. Я просто хочу быть уверена, что ты сможешь справиться со своей работой.

– Вот за это можешь даже не беспокоиться! – с этим словами Уинтер развернулась и ушла.

– Это небезопасно, Уинтер, послушай меня!

– Тогда поеду на университетской машине, если тебе станет от этого легче. Увидимся завтра.

Уинтер не оглядываясь поспешила вниз по лестнице. Ей не хотелось признавать, что беспокойство Пирс выглядело очень трогательным. Но Уинтер все еще была взбудоражена неожиданным и эротическим образом Пирс, по-собственнически запустившей руку в волосы другой девушки. Уинтер не хотела разбираться в своих чувствах, она вообще не хотела думать о Пирс Рифкин.

Спустя полчаса Уинтер вышла из университетской машины, на которой добирались домой студенты и сотрудники, проживавшие за пределами кампуса, и помахала водителю на прощание. Она поспешила по Сидер-авеню к разделенному на две половины дому в викторианском стиле и вошла на кухню через боковую дверь. В доме было темно, и Уинтер включила свет над раковиной. Шоколадный лабрадор прошлепал на кухню и ткнулся носом ей в руку.

– Привет, девочка, – прошептала Уинтер и рассеянно потрепала собаку по голове.

Она взяла кое-где помятый металлический белый чайник с желтыми маргаритками, нарисованными по бокам, налила в него воду и поставила на плиту греться. Уинтер стала рыться в незнакомых шкафах в поисках какой-нибудь кружки и подпрыгнула от неожиданности, услышав женский голос.

– Милая, если ты перебудишь детей, мне придется тебя застрелить.

Пристыженная Уинтер резко развернулась.

– О боже! Я так сильно шумела? Я даже не заметила.

– Было похоже, что ты собралась тут что-то строить, – сказала изрядно округлившаяся симпатичная афро-американка на последних месяцах беременности. Она выдвинула стул и тяжело уселась на него, издав вздох облегчения. – Если ты делаешь чай, то я бы тоже не отказалась.

– Вообще-то я думала про какао, – сказала Уинтер, доставая вторую кружку.

– Еще лучше.

– Как дети?

– С ними все в порядке.

– Хотя бы у кого-то все в порядке, – пробормотала Уинтер.

– Я так и подумала, что у тебя будет тяжелый первый день, когда ты позвонила сказать, что задержишься. А я тебе говорила – иди в анестезиологи, если не хочешь убиваться на работе.

Уинтер улыбнулась Мине Меру.

– Скажи это своему мужу, уверена, он с тобой не согласится.

– Я ему уже сто раз повторяла: если он хочет понять, что такое по-настоящему трудно – пусть посидит дома с двумя детьми.

– А тут еще я на вас свалилась, – с сожалением сказала Уинтер. Она отмерила ложкой какао и насыпала порошок в толстые керамические кружки. – Обещаю, как только у меня будет время найти квартиру, я от вас съеду.

– Не волнуйся насчет маленькой мисс Ронни. Она самая лучшая девочка трех лет, которую мне доводилось видеть, и она ни в чем не отстает от моего четырехлетнего сынишки. Наоборот хорошо, что ему есть с кем играть.

– Я понимаю, но…

– Серьезно тебе говорю, оставляй ее днем со мной, даже когда переедешь в свое жилье. Детский садик – дорогое удовольствие…

– Я могу себе его позволить. Единственный материальный плюс развода – хорошее пособие для матери-одиночки.

– Но тебе будет трудно приводить ее в садик и забирать оттуда вовремя, учитывая твой непредсказуемый рабочий график.

– Не спорю, работать в «скорой помощи» по фиксированным сменам было куда легче.

Уинтер села за тяжелый деревянный стол в уютной кухне-столовой и положила голову на ладони, потом потерла виски и тяжело вздохнула.

– Боже, Мина, я правда ценю все, что ты для меня делаешь, но через несколько месяцев у тебя родится еще один малыш, и это будет уже слишком.

– Ты прекрасно знаешь, что моя мать и сестра крутятся здесь целыми днями, они мне помогут. Это одна из причин, по которой Кен согласился проходить ординатуру именно здесь. Так что одним ребенком больше, одним меньше – это не проблема.

Чайник, закипев, засвистел, и Уинтер встала, чтобы сделать им какао. Размешивая напиток, она сказала:

– Я чувствовала бы себя гораздо лучше, проводя время с ней здесь. Когда мы жили вдвоем, я отводила ее в садик лишь на несколько часов днем, но теперь… – Уинтер покачала головой. – Не понимаю, как одинокие женщины со всем этим справляются.