Русское влияние в Евразии. Геополитическая история от становления государства до времен Путина - Арно Леклерк

Помимо политических и социальных изменений, вызванных реформами начала 1860-х гг., Россия переживает быстрые преобразования в экономической сфере, способствующие ее вхождению в разряд великих индустриальных держав Западной Европы. В период с 1861 по 1913 г., в основном за счет промышленного роста, ее ВНП утраивается, а в начале 1890-х гг. достигает ежегодного прироста на 8 %. Производство чугуна за указанный период вырастает в десять раз, добыча угля – в сто благодаря разработке месторождений в Донецке, Туле и на Урале. Политика Витте, особенно в области финансов и развития железных дорог, побуждает иностранных предпринимателей инвестировать средства в Россию, где осваиваются новые промышленные районы: в богатую углем Украину, в каспийские нефтяные месторождения около Баку, в Одессу, Польшу (Лодзь и Варшаву), в грузинский Тифлис и особенно в обе столицы – Москву и Санкт-Петербург, где число жителей вырастает с 700 тыс. в 1869 г. до 2 млн в 1910 г. Огромные запасы природных ресурсов, внушительные объемы производства, впечатляющий демографический рост, компетентность кадров, ставшая возможной благодаря успешной технической подготовке и приглашению множества иностранных специалистов, наконец, приток внешнего капитала объясняют заметный рывок страны вперед. Россия уже способна соперничать с Германией и Англией, двумя промышленными гигантами Старого Света, и догоняет США по объему экспорта зерна. Кризис 1905 г., разумеется, несколько замедлил темпы развития, однако начиная с 1907 г. объем роста ВНП вновь составил 7 %. Подобные результаты были названы относительными теми, кто настаивал на важности притока иностранного капитала (третья часть всех тогдашних инвестиций – в промышленность, особенно в металлургическую ее отрасль, добычу угля и нефтедобычу, химическое производство). Тем не менее данная ситуация служит лишь отражением процессов зарождения экономической и финансовой «глобализации», обозначившихся в первые годы XX в., в момент, когда экспансия европейского капитализма на всех континентах открывает внушительные перспективы роста. К 1914 г. в эту мировую систему пытается вписаться и Россия.

Развитие, подобное тому, которое наблюдается в политике и экономике, также заметно и в области культуры: Россия постепенно понимает необходимость введения всеобщего образования – непременного условия для экономического и общественного подъема. Литература – уже прославившаяся благодаря Пушкину, Лермонтову, Тургеневу, Толстому и Достоевскому – переживает золотой век, связанный с творчеством Чехова и Горького, а затем, на рубеже XIX–XX вв., наступает Серебряный век, характеризуемый свидетельствами жизнестойкости русской культуры, оставленными художниками и писателями в преддверии Первой мировой войны. Развитие образования продолжается непрерывно с 1860-х гг., несмотря на реакционные меры, принятые министром Дмитрием Толстым в царствование Александра II, и инициативы Константина Победоносцева, наставника императора Александра III, по ограничению возможностей получить школьное образование детьми из простых семей. Привилегии, полученные церковью в отношении начального образования, свидетельствуют о желании государства взять под контроль систему обучения, способную содействовать установлению политического согласия; в итоге результаты этих начинаний были сочтены опасными, однако подобные меры позволили в период с 1882 по 1894 г. увеличить число церковно-приходских школ в восемь раз. Деятельность земств также направлялась на распространение образования: с 1880 г. в европейской части России насчитывалось около 23 тыс. земских школ. Прием в классические гимназии, где учащиеся получали среднее образование и возможность поступить в университет, оставался очень избирательным, однако постоянный рост числа реальных гимназий и училищ, где особое внимание уделялось преподаванию языков, различных наук и экономики, способствовал прогрессу, и, по словам историка Николая Рязановского, «перспективы образования в России никогда не были такими блестящими, как накануне революций 1917 г.»[69].

Великие русские писатели XIX в. были прочитаны и оценены Западом, однако помимо книг там открыли для себя картины Николая Крамского и Ильи Репина, произведения Мусоргского, Римского-Корсакова, Бородина, Чайковского и Стравинского; в 1909 г. в Париже состоялся триумф русских балетов Сергея Дягилева и Вацлава Нижинского, в то же самое время Шагал, Кандинский и Малевич сыграли важнейшую роль в становлении нового художественного языка. Во всех областях культуры и искусства Россия встраивается в многообразие европейских поисков, которые станут определять эстетические ценности нового века. Россия теперь не похожа на империю, описанную де Кюстином шестьюдесятью годами ранее. На закате «Великого русского века», как назвал этот период Владимир Берелович, страна заявляет о себе во всех областях как о двигателе прогресса и носителе перспективных инноваций, которые вскоре сведет на нет война и большевистский регресс. Действительно, между быстрым развитием, характерным для пятидесяти лет, предшествующих 1914 г., и идеологиями последующего периода лежит глубокая пропасть. Терроризм нигилистов и ультраправых не является для российского общества чем-то многообещающим, однако после 1914 г. новые идеи на некоторое время берут верх над остальными. Правые националисты, «черносотенцы», враждебно относящиеся к либералам и проповедующие антисемитизм, могут опереться на определенную социальную поддержку, однако предрассудки, которыми они руководствуются, толкают их на исключительно реакционные действия, а подобный «этнический» национализм не находит широкого отклика в многонациональной империи. Носители иных представлений о будущем России, либералы, чьи позиции среди населения слишком слабы, окажутся не в состоянии серьезным образом влиять на расстановку политических сил в стране, где средний класс не достигает степени развития, сопоставимой с западными государствами. Русские марксисты, крайне уверенные в перспективах, которые дает им «исторический материализм», верят в возможность изменить страну: развитие капитализма и численности рабочего класса создает условия для неизбежной революции.

Когда русские княжества оказываются под гнетом монгольского ига, они, кроме того, вынуждены считаться еще и с угрозами, исходящими от Запада. В самом деле, русским приходится столкнуться со шведами и, главное, с Тевтонским орденом, в 1237 г. вобравшим в себя остатки ордена братьев меча. В 1136 г. Новгородская земля откажется подчиниться Киеву, вследствие чего обретет звание Новгородской республики, и Новгород через двадцать лет выйдет на передний край обороны. Став «независимым», город, расположенный на берегах Волхова, вынужден постоянно оглядываться на своего конкурента – Суздаль, контролирующий верховья Волги и, следовательно, всю связанную с этой рекой торговлю, однако главная угроза исходит от иноземцев. Здесь возникает фигура князя Александра Невского, победителя шведов в битве на берегах Невы в 1240 г., откуда и возникло его титулование. Князь Новгородский, а затем великий князь Киевский – Александр (1221–1263) оказывается у власти в наиболее неблагоприятный момент: помимо монгольского нашествия и притязаний Запада ему приходится считаться с угрозой со стороны финских и литовских племен. Победа, одержанная князем 15 июля 1240 г. у слияния Невы и Ижоры, останавливает наступление шведов, к тому моменту захвативших побережье Ладоги и продвигавшихся вглубь Руси, вероятно, с целью обратить местное население в католичество. Наступление тевтонцев вписывается в германскую стратегию Drang nach Osten (Натиск на Восток), и, кажется, ничто не могло помешать продвижению военного ордена, возникшего в Святой земле во время Крестовых походов. После периода нерешительной экспансии и насильственного обращения в христианство литовских племен, латышей и эстов, в 1241 г. немецкие рыцари захватывают Псков. 5 апреля 1242 г. Александр дает им бой на покрытой льдом поверхности озера Пейпус (или Чудского); это сражение увековечено в 1938 г. кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном. Победа, оставшаяся в памяти россиян, тем не менее не устранила опасность полностью. Историк Николай Рязановский рассказывает нам о том, что между 1142 и 1446 гг. Новгороду пришлось сражаться со шведами двадцать шесть раз, с меченосцами, а затем тевтонцами – одиннадцать раз, с литовскими племенами – четырнадцать раз и пять раз с норвежцами… Несмотря на сопротивление Новгорода, тевтонцам удалось закрепиться на северо-западе Полоцкого княжества; в то же самое время на юге начиная с 1250 г. это княжество оказывается в сфере интересов великого князя Литовского Миндовга. Рост могущества Литвы связан с позицией некоторых русских западных князей, с ненавистью относившихся к власти монголов и обеспокоенных тевтонской угрозой – по этим причинам они, в том числе и князья Пинские, признали суверенитет Литвы. Великий князь Витень смог в 1307 г. захватить Полоцкое княжество. Его наследник Гедимин в свою очередь в 1318 г. овладевает Витебском, а в следующем году Брестом. Свою экспансию Литва продолжает, захватывая Туровское княжество и бассейн реки Березина; в то же время Вильно – или Вильнюс – становится столицей Великого княжества Литовского. Сын Гедимина Ольгерд, правивший с 1345 по 1377 г., продолжает политику отца и даже разбивает в 1362 г. татар, что позволяет ему дойти до берегов Черного моря в районе между устьем Буга и Днестром, а затем захватить Киев и всю Украину, за исключением Галиции, в 1349 г. ставшей частью Польши. Однако Москва остается вне досягаемости литовцев: три попытки захватить ее оканчиваются неудачей, тем не менее в 1395 г. великий князь Витовт, правивший с 1392 по 1430 г., присоединяет к Литве Смоленск и прилегающие территории. Этот литовский натиск мог бы привести к зарождению общего русско-литовского государства, поскольку русский в то время являлся официальным языком великого княжества, а знатные роды обеих держав были связаны многочисленными браками. Это государство могло бы стать наследником Киевской Руси и обладать значительной силой; в этом случае Московское княжество и княжества северо-восточной Руси рисковали остаться на периферии. Впрочем, этого не произошло, поскольку брак сына Ольгерда Ягайло с польской принцессой стал началом союза двух корон, и Ягайло даже взошел на польский престол, отказавшись от православия в пользу католичества. В 1447 г. польский трон занимает король Казимир IV, сохранивший Великое княжество Литовское и еще раз подтвердивший, что обе державы теперь составляют единое государство. Официальным его языком становится польский, религией – католичество; таким образом, новое государство оказывается открытым западному влиянию. В политическом плане аристократия, имеющая русско-литовское происхождение, соблазняется польской моделью выборной монархии, благоприятной для знати и оппозиционной по отношению к московской политической системе, вдохновленной одновременно византийским наследием и примером монгольских ханов. Так возникает антагонизм, который громко заявит о себе в начале XVII в., в Смутное время. Чтобы справиться со вторым Лжедмитрием, ставшим лагерем в Тушино и угрожавшим Москве, Василий Шуйский в феврале 1609 г. заключает союз со шведами, отказываясь от формирования антипольского союза и любых претензий на Ливонию. Лжедмитрий II был побежден, однако поддержавшие его бояре обращаются с просьбой к польскому королю Сигизмунду III посадить на русский трон его пятнадцатилетнего сына Владислава. Польский государь соглашается, объявив войну Московии и осадив Смоленск. Смерть князя Михаила Скопина-Шуйского, освободившего Москву, кажется, должна облегчить полякам наступление; в захваченных Владиславом областях к ним присоединяются новые силы. Летом 1610 г. в Москве Василий Шуйский отрекается от престола, передав полномочия группе из семи бояр, оказавшихся не в состоянии управлять страной. В тот момент, когда войска генерала Жолкевского входят в Москву, «семибоярщина» решает передать власть Владиславу. Однако Сигизмунд III отказывается от обращения своего сына в православие и больше не скрывает своих амбиций, направленных на объединение Польши и Руси; подобное «польское» решение вопроса, на которое надеются бояре, оказывается сомнительным, тем более что польский король приказывает арестовать русских послов, направленных в Смоленск вести с ним переговоры. Теперь Сигизмунд надеется силой взять Русь под свой контроль, и его войска занимают Москву и большую часть западных территорий государства. Воспользовавшись тем, что русские нарушают прежние договоренности, в войну вступают шведы, угрожая Новгороду и желая посадить на русский трон своего кандидата, принца Филиппа. Смерть Лжедмитрия II, у которого было множество сторонников, вдохновляет русский народ дать отпор захватчикам; решающую роль в национальном выборе играет Православная церковь. Патриарх Гермоген снимает с русских присягу в верности Владиславу и призывает к сопротивлению польским и шведским еретикам во имя православия. Собравшееся в Рязани ополчение усиливается отрядами князя Дмитрия Трубецкого и казаками Ивана Заруцкого. Польский гарнизон в Москве поджигает город и запирается в Кремле, однако русские разобщены и в итоге не могут помешать полякам захватить Смоленск, осаждаемый в течение двадцати месяцев; в то же самое время шведы занимают Новгород. Для продолжения борьбы в Нижнем Новгороде по инициативе выходца из народа, земского старосты Кузьмы Минина собирается новое ополчение. В сентябре 1612 г. оно осаждает все еще находящихся в Москве поляков и в ноябре захватывает Кремль. Все попытки Сигизмунда III отправить осажденным подкрепления одна за другой оканчиваются неудачей. Собрание – Земский собор – насчитывавшее от пятисот до семисот человек, в начале 1613 г. выбирает царем Михаила Романова, взошедшего на трон 21 июля 1613 г. На это событие в значительной мере повлияла внешняя угроза.