Уготован покой... - Амос Оз

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 114
Перейти на страницу:

— Выключи радио. Ведь я с тобой разговариваю.

Римона выключила радио. А Ионатан, как будто этого недостаточно, стал дергать шнур, пока штепсель не выскочил из розетки. Наступила тишина. Дождь на улице прекратился. Из соседней квартиры донесся глухой звук падения: похоже, высокая башня из кубиков рухнула там на циновку. И какой-то миг соседи смелись в два голоса.

— Послушай, — сказал Ионатан.

— Да?

— Послушай, Римона. Я, конечно, обязан тебе теперь все объяснить. С чего это, почему, как, а мне это трудно.

— Ты не должен объяснять.

— Нет? Тебе кажется, что ты такая умная и все понимаешь без объяснений?

— Ионатан… Видишь ли… Я не понимаю, что с тобой стряслось. И я не хочу, чтобы ты объяснял. Люди все время говорят «объяснить», «понять», как будто в жизни все можно объяснить и решить. Когда мой отец лежал в больнице «Бейлинсон», умирая от рака печени, а я сидела у его постели, мы не разговаривали, я лишь держала его за руку. Пришел заведующий отделением и сказал: «Не заглянет ли юная госпожа на две-три минуты в мой кабинет, я объясню вам ситуацию». А я ответила: «Спасибо, доктор, не нужно». Он подумал, что я плохо воспитана или глупа. И когда родилась у нас Эфрат и сообщили, что родилась она мертвой, доктор Шилингер из Хайфы хотел дать нам объяснения, а ты, Иони, возразил: «Что тут долго объяснять: она мертва».

— Римона, пожалуйста, не начинай.

— Я не начинаю.

— Ты молодец, — сказал, поколебавшись, Ионатан, и в голосе его даже промелькнуло что-то похожее на любовь. — Только ты странная девушка.

— Не в том дело, — отозвалась Римона.

Лицо ее было спокойным и замкнутым, словно музыка по-прежнему заполняла окружающее пространство, и тут, как будто начиная улавливать суть неясной и сложной идеи, она взглянула на него и добавила:

— Тяжело тебе.

Ионатан промолчал. Свою широкую, грубо скроенную руку он положил на стол очень близко от тонких пальчиков Римоны строго следя за тем, чтобы не коснуться ее даже вскользь. Он сравнил ее светлые ногти и свои, под которыми скопилась чернота из-за постоянной возни с машинным маслом, пальцы загрубевшие, фаланги поросли волосками. И этот контраст был ему приятен и, похоже, приносил облегчение. Каким-то таинственным образом он ощущал, что контраст этот справедлив, продуман, полезен и едва ли не утешителен.

— Когда ты думаешь начать все это? — спросила Римона.

— Не знаю. Через две недели. Через месяц. Посмотрим.

— Ты должен поговорить со своими родителями. Будет заседание секретариата. Все будут выступать. Будет очень много разговоров.

— Пусть говорят. Мне безразлично.

— Но и ты должен будешь говорить.

— Мне нечего сказать им.

— И, кроме того, я должна приготовить тебе кое-что для поездки.

— Пожалуйста, Римона. Сделай мне одолжение. Ничего не предпринимай и ничего не готовь. Что тут готовить? Не нужно ничего. Я беру свой рюкзак, кидаю в него свои вещи — и двинулся. Поднимаюсь и ухожу. Всё.

— Если ты так хочешь, я не стану ничего готовить.

— Именно так. Единственное, чего я хочу от тебя, — чтобы все это время ты была со мной спокойной. Это все, чего я хочу. И если сможешь, постарайся не слишком ненавидеть меня.

— Я не ненавижу тебя. Ты — мой. Тию ты возьмешь с собой?

— Не знаю. Не думал о Тие. Быть может. Да.

— Ты хочешь, чтобы мы еще поговорили?.. Нет. Ты хочешь, чтобы сейчас мы прекратили разговоры.

— Верно.

Она взглянула на свои часы. И вновь стала молчаливой. В ее молчании не было покоя — она сидела, расслабившись и вслушиваясь во что-то, словно сейчас, когда наконец-то прекратились разговоры, можно сосредоточиться и слушать без помех. Спустя несколько мгновений она взяла обеими руками его левую руку, посмотрела на его часы и сказала:

— Смотри. Сейчас уже почти одиннадцать. Если хочешь, послушаем новости и ляжем спать. И мне, и тебе завтра рано вставать на работу.

Ионатан увидел ее пальцы, обвившие его запястье, а еще через секунду почувствовал их прикосновение к своему плечу, потому что он не ответил на ее последние слова, и она снова и снова трогала его за плечо, повторяя:

— Послушай, Ионатан, я хотела сказать тебе, что сейчас около одиннадцати и ты пропустишь новости… К тому же ты так устал… Да и я устала… Пойдем сейчас спать, и, глядишь, завтра ты все забудешь, придумаешь что-нибудь другое, да и мне завтра будет что сказать тебе, а сегодня у меня нет слов, ведь, пойми, остались вещи, о которых мы ни разу за всю нашу жизнь не могли, да и не хотели говорить, потому что это было нам не нужно…

Слова, обращенные к нему, шли из самой глубины ее души, а он, усталый и опечаленный, не знал, звучит ли все еще ее голос, или это отзвук его собственных раздумий, и, хотя он прикрыл глаза, голос не замолк и не изменился:

— …Может, за ночь все еще прояснится, а завтра нам выпадет голубой день, ты знаешь, такой голубой день, один из тех зимних голубых дней, когда даже лужи сверкают от обилия света, и деревья стоят зеленые, и зелень эта — самая зеленая на свете, и нянечки в яслях выносят на прогулку тепло одетых малышей, усаживают их на широкие тележки, те, что у нас обычно используют в прачечной, и возят их взад-вперед по дорожкам, залитым солнцем, и во всем кибуце распахиваются окна, вывешиваются для проветривания одеяла, и птицы кричат как оглашенные, и люди начинают снимать с себя одну одежку за другой, засучивают рукава, расстегивают пару пуговиц на рубашке, и почти каждый, кто встречается тебе на дорожке, идет и напевает, идет и напевает… Ты ведь помнишь такие дни, Иони? И глядишь, тебе вдруг придут в голову совсем другие мысли, потому что я знаю, как это бывает с тобой: постепенно тебя охватывает тоска, тебе все надоедает и начинает казаться, что время уходит впустую, тогда как можно перевернуть мир, создать, скажем, подпольную организацию, или стать чемпионом по шахматам, или штурмовать вершины Гималаев… Я не знаю… Но послушай, Иони, это всего лишь чувства, а чувства меняются, как меняются облака, и листья, и времена года, и солнце, и звезды… Я читала про людей племени кикуйю, это в Кении: в ночь полнолуния они черпают воду и наполняют ею ведра и корыта, считая, что с водой зачерпывают луну, чтобы она была с ними в темные ночи, потом этой водой они лечат больных… Это из книги об Африке… Чувства приходят и исчезают, Иони. Помнишь, однажды было у тебя сильное предчувствие: тогда в четыре утра тебя неожиданно призвали в армию — это случилось перед операцией против сирийцев к западу от озера Кинерет, так вот у тебя было предчувствие, что на этот раз ты погибнешь. Ты помнишь это ощущение, Иони, и то, как ты говорил со мной и сказал, что я могу выйти замуж за другого по прошествии года, а если будет ребенок, ни в коем случае не давать ему твоего имени, ты помнишь? И тебя не убило, Иони, и это ощущение прошло, и ты вернулся живым и был весел, у тебя из плеча извлекли осколок, и о тебе написали в армейском еженедельнике «Бамахане», и чувства у тебя были совершенно иные, и ты смеялся, а о том дурном предчувствии забыл, потому что чувства меняются… А сейчас из-за того, что я все это говорила, мы пропустили новости, но, если ты хочешь, можешь еще успеть прослушать повторный сокращенный выпуск…

1 ... 17 18 19 20 21 22 23 24 25 ... 114
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?