Сага о Бриттланде - Наталья Бутырская

— Сколько рун?

— Две. Но уже почти три. Есть свое оружие. С характером.

— Так. И в чем подвох? Убил кого-то не того? Бежит от кого-то? Бабу чужую трахнул? Что?

— Да нет. Убить убил, но никто не знает, что это он. И не узнает. Насчет баб не знаю, не спрашивал.

— Кай, — устало сказал хёвдинг, — говори. Или я тебя сейчас собственными руками прибью. Если б все было в порядке, ты бы притащил его на Волчару, и дело с концом. Что не так?

Я облизнул пересохшие губы, собрался с духом и выпалил:

— Он бритт.

Два удара сердца потребовалось Альрику, чтобы понять смысл сказанного, представить последствия и прийти в ярость. Осколки разбитого кувшина брызнули в стороны из-под кулака хёвдинга. Один чиркнул мне по щеке, но я не рискнул уклониться.

— Бритт, — тихо сказал Альрик. — Рунный бритт. Ты не нашел ни одного скальда-норда во всем Сторборге и решил притащить бритта. Кто из богов так невзлюбил меня?!

— Он не виноват. Собака набросилась на его сестру, он ее пнул, она и сдохла. — Я подумал и добавил: — Собака. Собака сдохла.

— Да мне плевать! — взревел хёвдинг. — Тут единственный непреложный закон — убивать всех рунных бриттов! Так ты нарочно отыскал именно такого. Еще и в хирд хочешь его засунуть?

— Если он будет молчать, так от норда не отличить. Волосы тут многие стригут, не только трэли.

— Скальд будет молчать? — уточнил Альрик. — Скальд?

— На берег его выпускать не будем. Пусть с Арне на корабле сидит. А так мы ж все время либо в море, либо тварей ищем.

— Одно не вовремя сказанное слово. Один случайный знакомец. И всё. Его придут убивать. А мы вступимся, так как нельзя отдавать своих. И нас всех вырежут. И всё, потому что Кай решил вдруг стать добреньким.

Я осекся. А ведь Альрик прав. Я думал лишь о том, как мы можем прикрыть бритта, как спрятать его от чужих глаз, но не подумал, что может случиться с ульверами, если обман раскроется.

— Ты ему пообещал что-то?

— Н-нет. Сам он хотел из города сбежать, как третью руну возьмет.

— Так, — Беззащитный встал, так и не удосужившись одеться. — Пошел вон. Больше никаких скальдов. К тому бритту даже носа не кажи. И иди-ка ты лучше на Волчару. Чтоб в город даже высовываться не смел. Понял?

— Да, хёвдинг.

Он наклонился ко мне и повторил:

— С Волчары ни шагу!

Первый день я маялся тоской на корабле, пришвартованном к пирсу. Арне всегда находил, чем заняться: то что-то подкрасить, то заменить доску, то уложить иначе, а еще он любил смотреть на чужие корабли: как там устроен руль, какой парус, какой высоты мачта, сколько весел, как быстро идет. А так как в Сторборге стояли самые разные корабли, то и торчать на пристани ему было не скучно. Я же вычистил свои доспехи, проверил остроту топорика, разругался вдрызг с хускарлом, что отвечал за охрану пристани, потом с ним же замирился.

Поссорились мы с ним из-за сравнения Хандельсби со Сторборгом. Как по мне, Сторборг хоть и велик непомерно, но в защите слаб. Хочешь — с реки на него иди, хочешь — с суши. Хускарл доказывал, что, будь нужда, на реке можно поставить сторожевые башни и протянуть меж ними цепи, через которые не пройдет ни один корабль. Я же говорил, что коли он такой умный, так чего ж ни одной башни не видно? Когда придет враг, поздно будет что-либо строить. А в Хандельсби ведет один петлявый фьорд, и при нужде в определенном месте можно затопить пару кораблей, чтоб вообще никто добраться до города не смог. А с суши до города добираться — так только ноги ломать. Хирд пройдет, а вот армия с обозами — нет.

А замирились из-за рунных домов. Мы оба согласились, что это дело — дрянь, и толкового воина там вырастить не выйдет.

— Искал я тут людей в хирд, никого не нашел. Боятся от дома и шаг сделать, — говорил я, угощая нового приятеля элем, жиденьким, как и кровь местных нордов. — Неужто проще серебром заплатить, чтоб в пленную тварь мечом потыкать?

— И не найдешь, — кивал Види. — Все с крепкими кишками либо в дружине, либо в свои хирды сбились. Только телята остались.

— А ты сам? Был в рунном доме?

— Был. До третьей руны дошел, а там отец помер, денег не стало. Вот я и пошел на службу. Немало рун получил, охотясь то на тварей, то на бриттов.

— Бриттов? — удивился я, подливая ему эль. — Разве ж за безрунных благодатью одаряют?

— Безрунных! Ха! — крякнул Види. — Ты не думай, что коли бритт, так овца безропотная. Это они сейчас присмирели. А раньше, что ни год, то набег. То семью нордов вырежут, то целую деревню. Отец сказывал, что даже безрунные могли взбеситься и напасть на бонда, а держать при себе дружину не каждый сможет. Сейчас они попритихли, но надолго ли?

— А не легче ли всех бриттов вырезать и жить самим?

— Легче да не лучше. Тут земли вона сколько! Самим обрабатывать — людей не хватит, а ведь место пусто не бывает. Там дальше к северу и вовсе малахи живут. Если мы уйдем с тех мест, так они сразу же захватят.

— Малахи?

— Раскрашенные. Они лица любят красить. По первости их тварями считали, потому как напрыгнет на тебя такая образина: вместо лица уродливая синяя маска, на голове то перья, то рога, то черепа торчат, сам в шкурах, хочешь не хочешь, с бездновым отродьем спутаешь.

— Угу, — но про малахов мне было пока неинтересно. — А что бритты? Которые рунные?

— А что они? Сидят в лесах. Последние года три их не слышно, с тех пор, как конунг лично с дружиной прочесал окраины, и ярлы — возле своих земель. Ох, и немало ж народу тогда полегло. И хирдманы в рунах изрядно подросли. За твариные сердца уже не серебром, золотом платили. Коли будете на тварей охотиться, немало сможете поднять.

На третий день, когда уже темнеть начало, вернулся Альрик, сказал идти за ним, взять с собой два волчьих плаща и шлем. Мы дошли до Красной площади, где гуляния, казалось, не прекращались вовсе.

— Веди к своим бриттам. Дорогу помнишь?

Не сразу, но я вывел его к нужному дому. Мы всего-то и сбились два раза. Правда, обошли чуть ли не весь город по окраинам.

Уже совсем стемнело. На улице ни души. В отдалении подвывала чья-то псина, из соседского дома через открытые ставни доносился гулкий храп, ухала бабенка, еле слышно плакал ребенок. Тихо.

Альрик толкнул дверь, присел, уклоняясь от удара, и рванул внутрь. Я вдохнул и остался дожидаться снаружи. Женский писк, удар, еще удар, кажется, стол опрокинули. И котел. И миску грохнули.

— Заходи.

Я втащил мешок с тяжелыми плащами и железом. Альрик уже высекал огонь и запаливал лучинку. Леофсун с медленно наливающимся синевой ушибом лежал за перевернутой лавкой, его сестра, всхлипывая, жалась в дальнем углу.

— Надень на него шлем и плащ, второй — на себя, — приказал хёвдинг. — Ты надень пояс с ножом и что там у тебя еще есть. Да не хнычь, не убивать пришел. Живее!