Лес видений - Павлина Морозова

Когда спустилась Нелюба, все вести снова были тщательно обтолкованы, Немила опять получила свою порцию насмешек, связанных с пропавшим царевичем – за последний месяц ей пришлось их выслушать целую гору – но главное, она никак не могла отделаться от подозрительного взгляда Злобы, который сулил море проблем в ближайшем будущем.

Смеяна улизнула тотчас же, как увидела, что больше в доме сестёр поживиться нечем. Лишь только за приставучей соседкой закрылась дверь, как Немила тоже выскочила из-за стола, схватила свой огарок и стремглав помчалась наверх. Прыгать через ступеньки в последнее время стало тяжелее, но она пока ещё была способна удрать от сестёр, не прилагая к этому больших усилий.

– Что ты носишься, как угорелая? Весь день ничего не делала, а к ночи силы появились? Смотри, завтра на тебе пахать буду! – донеслось в спину.

Пока жалкие остатки свечи не догорели, нужно было успеть снарядиться в дорогу. В углу комнаты лежали новые лапти, приготовленные специально к ночи. Немила спешно переобулась, набросила на плечи пуховой платок, надела тулуп и полушубок, схватила варежки, чтобы надеть их позднее – и села на постель. Ждать, когда в соседних комнатёнках отойдут ко сну. Она бы с удовольствием прилегла, но уж очень боялась уснуть, а потому сидела в сгорбленной позе и слушала, до тех пор, пока свечного жиру не осталось примерно на столько, чтобы добраться до крыльца.

Чтобы не тревожить попусту скотину, она решила выйти из избы через главный ход. Сёстры засыпали по обыкновению быстро, но соблюдать осторожность всё равно было крайне важно. Но удача этой ночью не спешила стать на её сторону. Половицы предательски стонали под ногами, ещё протяжнее, чем обычно. Дверь скрипела, будто ту не смазывали каких-то пару недель назад.

А в самый неожиданный момент, безо всяких предпосылок дверь напротив резко распахнулась, первым, что увидела Немилушка, была внушительных размеров свеча, а вторым уже стало вынырнувшее из темноты круглое лицо.

– Злобушка, – тихо выдохнула Немила, бочком пятясь к лестнице. – А мне вот, попить захотелось. Ты прости, что потревожила.

Злоба, не проронив ни слова, тоже сдвинулась с места. И тогда Немила рванулась вперёд, потому что знала, если старшая сестрица ухватит её своими ручищами-тисками, то вопьётся, как клещ, и точно не отпустит по своей воле.

У неё получилось проскользнуть к лестнице, но за спиной вовсю грохотали шаги, и встревоженная Нелюба присоединилась к переполоху, начав голосить, как это-де её посмели разбудить, и что вообще происходит?!

Планы Немилы поменялись. Она свернула не направо, к крыльцу, а налево. Хлопнула одна дверь, вторая, заволновалась потревоженная скотина. Злоба ещё даже не добежала до ворот, а она уже успела задвинуть засов со своей стороны!

– Погоди! Куда же прёшь в снежную ночь, сгинешь ведь, и косточек потом твоих не найдём! Немила-а! Как ты можешь так поступить с нами и с батюшкой!

В голосе Злобы слышалась паника. Немилино же сердце было безжалостно, она почти наслаждалась ситуацией и уже бежала дальше, думая лишь об одном: разделаться бы со своей бедой, с обузой! А ночью она тихонько вернётся в дом и как-нибудь да объяснит своё поведение.

Последнюю неделю Немила никак не могла отделаться от страха, что другие бабы в деревне, более опытные во всяких взрослых вопросах, те, которых она намеренно избегала – они точно раскроют её положение, и тогда скандала не избежать, а за скандалом последует изгнание, и тогда она точно больше не увидит батюшку, который откажется от непутёвой дочери.

Ужас, вновь нахлынувший на Немилу от этих мыслей, бешено гнал её по заснеженным полям. Туда, куда садится солнце… Она точно знала, куда держать направление, наизусть выучила каждый кустик, каждый холмик в округе, поэтому спокойно могла бы дойти до леса и вернуться хоть в кромешной тьме и с завязанными глазами, лишь бы только ноги не увязали и не проваливались в гадкий рыхлый снег, затрудняя передвижение…

Уйдя достаточно далеко, она начала оглядываться и бдительно высматривать, не мелькнёт ли где смолистый светоч, и прислушиваться, не примешиваются ли к песне вьюги человеческие голоса. Иными словами – не успели ли заметить её отлучки?

Несколько раз вьюге-шутнице удалось посеять в душе у Немилы тревогу своим совершенным подражанием Злобиному голосу: «Немила-а, Немила-а».

Но вот показалась опушка. На лапти налип мокрый снег, онучи намокли и неприятно холодили ноги начиная от кончиков пальцев и почти до середины икр, но в остальном Немиле было не холодно, а наоборот, жарко. Оттого что она почти всю дорогу сбивалась с шага на бег, увязала в сугробах и ни разу не позволила себе остановиться, сделать передышку, кожа под тулупом покрылась горячей испариной. Шея, грудь, подмышки и спина были скользкие от пота, и пот постепенно впитывался в нижнюю рубаху. Лицо тоже было мокрым. От смеси из снега и пота влажными были даже веки, из-за чего моргалось с трудом и приходилось часто отирать глаза.

Обернёшься вокруг своей оси три раза.

Три раза по три постучишь по ближайшему дубу.

Три раза позовёшь богинку.

Найти в зимних сумерках среди множества похожих друг на друга голых деревьев дуб – задачка непростая, но Немила прожила на этой равнине с единственным взгорком, широкой речкой, обширными плодородными полями и лесом в половину горизонта всю свою жизнь, и пусть она не знала всех деревьев наперечёт, но точно помнила, что где-то здесь, рядом, стоит дуб, ствол которого примерно на уровне пояса раздваивается, чтобы продолжить расти в разные стороны.

В её недалёком детстве девочки и мальчики любили качаться на его ветвях, приговаривая «одна сторонка для мальчишек, а другая – для девчонок». Благодаря снегу тень, укутывающая день, приобрела лилово-голубой оттенок. Сквозь кроны раскидистых деревьев снег почти не проникал, но несмотря на это ветер уже успел намести сугробов под ноги лесным великанам, оттого идти вдоль кромки леса было ненамного легче, чем по открытой местности.

И всё же Немила без особого труда нашла тот самый раздвоенный дуб. Она встала прямо напротив того места, где два ствола расходились в разные стороны, обернулась вокруг своей оси три раза («А в какую сторону – правую или левую? А! Без разницы! Пусть будет левая!»), постучала ровно так, как учила Мокша…

И крикнула три раза, удивившись, как звонко и громко прозвучал её голос, а вьюга словно нарочно настроилась на его звучание и подпела:

– Ба-а-агинка-ууу! Ба-а-агинка-ууу! Ба-а-агинка-ууу!

Она замолчала и прислушалась. Невероятно, но большой и тёмной, завьюженный лес откликнулся на зов мгновенно. Откуда-то из глубины, сквозь тесно переплетённых между собой ветвей дохнуло тёплым влажным воздухом с лёгким запахом затхлости. Тени сгустились. Ночь приняла бразды правления в свои руки, и с первым же её приказом вьюга стихла. Теперь ничто не могло заглушить хлюпающий звук, который поначалу раздавался то с правой стороны, то с левой, но потом выровнялся, стал более отчётливым и ритмичным. И тогда Немила поняла, что слышит шаги.