Посол Господина Великого - Андрей Посняков

— Да, не хотел лишать себя удовольствия… самолично воткнуть меч в твое толстое брюхо! Как, Иоганн, сразишься со мной?

— С таким же удовольствием, как и ты, ван Зельде! Доделаю работу палача из Брюгге.

— Так ты готов, старая сволочь?

— От сволочи слышу. От сволочи и предателя! — капитан Штюрмер смачно сплюнул на палубу. — Сразиться с тобой давно мечтал я, думаю, как и ты. Только выставлю прежде условие: независимо от исхода поединка ты отпустишь всех моих людей, кто еще жив, разумеется.

— Согласен! Начнем!

Отбросив секиру, капитан Штюрмер выхватил из ножен меч и с неожиданной прытью бросился на соперника.

Скрестились мечи — с искрами! Воины закружили друг перед другом, время от времени нанося удары… Длинный полуторный меч-бастард Хорна ван Зельде со свистом рассекал воздух.

Он оказался силен и подвижен, этот предводитель пиратов с голландским именем, дрался как лев. Впрочем, если капитан «Благословенной Марты» и уступал ему в этом, то совсем ненамного… Правда, этого «совсем» становилось все больше — герр Штюрмер был утомлен схваткой, силы были уже не те, а ярость… что ярость… далеко не всегда заменит она быстроту и силу…

Хэк!

Толпа ахнула, когда неожиданно ловким ударом капитан поразил соперника в ногу. Тот захромал, из бедра, над коленом, выступила кровь… В ярости ван Зельде заработал мечом, словно мельница, так что даже Олег Иваныч залюбовался, настолько все это походило на приемы борьбы у-шу с шестом. Лезвия почти вообще не было видно — один сплошной круг диаметром в полтора метра — зато было хорошо слышно!

Один удар… За ним сразу — второй… Третий…

Со звоном покатился по палубе сбитый с головы Штюрмера шлем.

Четвертого удара не услышал никто.

Только капитан «Благословенной Марты», выронив меч, схватился за шею и медленно осел на палубу, прислонившись спиной к украшенному щитами фальшборту…

— Ты все-таки достал меня, предатель ван Зельде, — умирая, прохрипел Штюрмер. — Все-таки достал… пре…

Он не успел договорить, да и умереть красиво ему не дали. Сильным ударом меча Хорн ван Зельде отрубил Иоганну Штюрмеру голову. Судно качнуло волной, и голова капитана, оставляя за собой кровавый след, покатилась по палубе к правому борту. Одноглазый пират подхватил ее по пути и, насадив на копье, с воплем поднял вверх…

Предводитель пиратов обернулся к матросам:

— Слышали договор? Вам нечего опасаться.

Довольные, те побросали оружие.

— Вам тоже, сир, — ван Зельде подошел к Олегу Иванычу. — И вам… фройляйн!

Олег вздрогнул. Опытный пират с первого взгляда определил в одетой в мужское платье Софье женщину.

Разоруженные пленники были выстроены на корме у разъездной лодки. С мачты слезли юнга Михель и Гришаня.

— Берег не так уж далек, доберетесь, — гнусавил какой-то пожилой бородатый пират. — Ну, а если и перевернетесь на волне — то уж не наша забота.

Довольные, что относительно легко отделались, матросы Штюрмера столпились у шлюпки.

Хорн ван Зельде подозвал к себе Олега Иваныча:

— Вы новгородец?

— Новгородец… да… — Олег Иваныч не очень-то понимал по-немецки, подозвал Гришаню. — Это переводчик… толмач…

— Кто еще есть здесь новгородец?

— Мы… И вот… Эй, Олексаха!

Предводитель пиратов окинул их холодным взглядом и, обернувшись, кивнул своим людям.

Словно давно дожидаясь приказа, те внезапно набросились на ничего не подозревающих пленников, вмиг спеленали их и бросили у борта.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул головой ван Зельде. — Теперь — этих.

Острием меча он указал на матросов, радостно спускающих на воду лодку.

— Всех, кроме юнги.

Их убили разом. Просто перекололи копьями, словно кур, — никто ведь не ждал нападения. Особенно старался одноглазый. Ух, с каким остервенением он выпускал несчастным кишки, какая зловещая ухмылка играла на его губах. А ведь где-то Олег его уже видел… Давно… Нет, не может быть… Скорее всего, просто похож…

Юнгу Михеля не тронули, подвели к ван Зельде. Отложив меч в сторону, он поднял с палубы увесистый булыжник.

— Ты ловко метаешь камни, парень, — криво усмехнулся предводитель пиратов. — Только — не в тех, в кого надо…

С этим словами он быстрым ударом проломил несчастному Михелю череп. Изо рта юнги хлынула кровь, тело его чуть дернулось и застыло.

Пираты деловито покидали трупы за борт и, окатив палубу водой, подняли паруса на передней, неповрежденной, мачте. Пленников заперли в трюме. Когда вели к люку, Олег Иваныч кинул быстрый взгляд на море. Исход битвы не вызывал сомнений — полная победа пиратов. Справа от «Благословенной Марты» выстраивались в линию пиратские корабли, слева догорал какой-то несчастный купеческий когг. Несколько больших лодок, полных людьми, медленно плыли к берегу — видно, остальные разбойники отличались большим милосердием, нежели их предводитель. Над блестящим от солнечных лучей морем, крича, кружили чайки.

Они плыли на север сутки, а может, и больше — в темном сыром трюме время вряд ли поддавалось строгому учету. Один раз вечером вывели на палубу — оправиться, тут же выдали по паре затхлых лепешек из проса и снова загнали в трюм. Хуже всех переносил заточение Олексаха — качка внизу чувствовалась гораздо сильнее. Бывший сбитенщик лежал на тюках с фламандским сукном и тихо стонал. Гришаня вел себя не лучше — впал в какую-то прострацию: то молился, то ругался и ни на какие вопросы не реагировал. То ли смерть юнги на него так подействовала, то ли ранение — зацепило все-таки стрелой левую руку. Олег Иваныч оторвал от его рубахи рукав, как мог перевязал ему рану. Кровь запеклась, остановилась — вот и ладно, а уж насчет антисептики какой, то — на все Божья воля. Захочет Господь — затянется рана, не захочет — загноится, распухнет, изойдет желтым гноем. Ну, тут уж переживать нечего — лично от Олега Иваныча дальнейшее Гришанино состояние зависело мало. Он и не переживал особо, Олег-то Иваныч, не то было время, чтобы тешиться напрасными треволнениями, забот впереди хватало. Помрет отрок аль выживет — тут уж судьба… Жалко, конечно, ежели помрет, кроме Софьи, не было, пожалуй, у Олега человека ближе.

— А лодок многонько к берегу-то поперлось, — ни к кому не обращаясь, заметил Олег Иваныч. — Знать, не все погибли-то.

— Еще бы все, — оторвался от своей ругани-молитвы Гришаня. — Пять коггов купецких сразу же сдались — их и не тронули, я с мачты видел. На лодки выперли — и все дела. На хольке только посопротивлялися немножко… так, для виду… как окружили его разбойники — сразу оружье побросали. Одни мы… Одних нас… Даже и поначалу сдаться не предложили, как принято. Мыслю, у главного супостата счеты какие-то старые с нашим-то капитаном были, Царствие ему Небесное. Да ты, Иваныч, это и сам видел.