Бунтарь ее величества - Андрей Гончаров

Светлейшая императрица Екатерина Алексеевна не случайно, не из пустого каприза отправила предписание Александру Суворову покинуть лагерь на Днестре и срочно отправиться на Яик для борьбы с мятежными казаками. Великий полководец не знал о содержании секретного письма, полученного императрицей в середине мая. Да и никто из приближенных не знал.

Письмо это было отправлено генералом Иваном Михельсоном, назначенным после смерти прежнего командующего генерала Бибикова командовать войсками, которым предстояло усмирить восставших. Послание было короткое, но поразило императрицу сильнее многих пространных писем от известных людей.

«Спешу сообщить Вашему Величеству, – писал Михельсон, – о небывалом происшествии, со мной случившемся. Как я уже докладывал Вашему Величеству, 1 мая наши войска, действуя весьма храбро, разбили толпы злодея Пугачева у Белозерского завода, так что сотни три мятежников были убиты и столько же в плен взяты, сам же злодей с остатками своих сил бежал на север. Я как раз собирался его преследовать, когда вечером ко мне явился майор Матвей Козлов, сказавший, что прибыл из Санкт-Петербурга от важного лица. И тот майор завел со мной разговор, весьма странный. Начал он с похвалы моему командованию и расточал лесть чрезмерную. Потом же стал сетовать на недостатки, якобы имевшиеся Вашего царствования, отчего и сделалось среди народа возмущение. Я вынужден был согласиться, что некоторые упущения имели место (об этом Вам заранее сообщаю, боясь оговора), но тут же добавил, что это мятежников никак не оправдывает. Однако сей майор на мою оговорку внимания не обратил и стал еще резче порицать действия правительства и Сената. Кончил же тем, что предложил мне сдержать натиск моих войск, дабы злодей Пугачев мог уйти на север и собрать новые силы. А за то майор Козлов обещал мне высокие чины и должности, вплоть до звания фельдмаршала – но только после того, как власть в стране переменится. Я же со своей стороны, выслушав его речь, объявил тому майору, что он есть изменник и злодей, перешедший на сторону бунтовщиков. После чего вызвал караул и велел того майора посадить в холодную и стеречь крепко. Сам же спешу донести обо всем сем случае Вам, Ваше Величество».

Получив такое послание, Екатерина пришла в сильное волнение – настолько сильное, что отменила обычную прогулку и даже свидание со своим новым фаворитом Васильчиковым. «Вот оно, чего я всегда боялась, – размышляла императрица, расхаживая по своему кабинету. – Заговор, несомненный заговор! Этот самый Матвей Козлов явился не сам по себе – он, разумеется, послан кем-то из придворных. В свете этого сообщения совсем по-другому выглядит недавняя смерть там, на Яике, прежнего командующего войском, моего верного Бибикова. Что, если тут была не холера? Это надо проверить… Но кто же плетет против меня интригу? И кого еще он пытался склонить на свою сторону? Что, если заговор существует уже давно? Что, если кто-то из моих полководцев получал такие же предложения – и поддался на щедрые посулы? Разве такого не может быть? Может! Хотя я весьма щедро награждаю моих военных, осыпаю их милостями, все равно человек всегда желает большего, так уж он устроен. Что же мне в таком случае делать? На кого опереться? Разумеется, я всегда могу рассчитывать на Гришу Потемкина – он отличается истинной верностью. А еще? Могу ли я так же рассчитывать на фельдмаршала Румянцева? На Салтыкова? На братьев Паниных? Ах, не знаю, ничего не знаю! Да, вот еще кто, пожалуй, не предаст – этот забавный маленький генерал Суворов. Рассказывают, что он наполовину безумен, катается голым по траве и кричит петухом. Но он лишен властолюбия и кажется истинно преданным, как и Потемкин. Да, сделаю так: пошлю Суворова на Яик, на усмирение казаков. А Григорию прикажу покинуть свою Малороссию и вернуться в Петербург. Пусть будет здесь, под рукой. Да, и еще надо написать Михельсону, чтобы получше стерег этого самого Матвея Козлова. И послать туда кого-то для проведения следствия – хотя бы Шешковского. Так и сделаю».

И она, вызвав секретарей, стала отдавать нужные распоряжения. Так Суворов получил внезапное предписание бросить войну с турками и ехать в степи Яика. Потемкин получил чрезвычайно любезное письмо самой императрицы с просьбой прибыть в Петербург. Отказать он не мог и немедленно отправился в путь, в столицу. А глава Тайной экспедиции Степан Шешковский, напротив, покинул столицу и, захватив с собой нескольких помощников, отправился на Яик, чтобы допросить там майора Козлова.

Прибыв в далекий Белозерск, где содержался арестованный Козлов, мастер сыскного дела Шешковский вначале учинил злодею первый, беглый допрос – с целью установить его личность, составить о нем общее представление и наметить план дальнейших допросов.

На вопросы об имени и звании арестованный ответил и в намерении склонить генерала Михельсона к измене императрице тоже признался. А вот на вопросы о своих единомышленниках не отвечал. Между тем было совершенно ясно, что такие единомышленники имеются. Иначе как мог никому не известный майор обещать генералу Михельсону высокие чины и должности? Как мог надеяться на перемену власти в стране? И какую именно перемену власти он имел в виду? Кстати, на этот вопрос арестованный также не хотел отвечать.

В общем, в Козлове глава Тайной экспедиции встретил человека весьма упорного. «Да, с ним придется повозиться, – заключил Шешковский, разглядывая арестованного. – Скорее всего, придется прибегнуть к пытке. А вот мы ему сейчас о том скажем: интересно, как он встретит сие известие?»

И Степан Иванович, долго не думая, заявил подозрительному майору:

– Ты, голубчик, верно, думаешь, что я здесь с тобой нянчиться буду? Что я, следуя указу великой императрицы о расширении прав дворянства и неприменении к лицам дворянского звания телесных наказаний, оному наказанию тебя не подвергну? А вот и ошибаешься! Насчет сего пункта имеется разъяснение, что к преступникам он неприменим. Так что я могу пороть тебя, сколько вздумается. И пороть, и кнутом бить, и железом каленым мучить. И раз ты такое запирательство учиняешь, то я к сему средству должен прибегнуть. Ничего не поделаешь – ты сам своим упрямством меня к тому вынуждаешь. Так что знай: завтра будем подвергать тебя пытке. Если не одумаешься, конечно.

После чего вызвал конвой и велел вести арестованного назад в сарай, где он содержался, и стеречь его там строго. А сам позвал своих помощников и стал с ними совещаться, как устроить в отведенной ему для допросов избе разные пыточные приспособления. Надо было решить, можно ли использовать обычную печь и надо ли вбивать в стену специальные крюки, дабы растянуть на них пытаемого.

Однако допрашивать арестованного под пыткой Шешковскому не пришлось, поскольку он не дошел до сарая, выполнявшего роль темницы. Едва выйдя на улицу, майор Козлов внезапно набросился на одного из своих конвоиров и вырвал у него ружье. Этому не помешало даже то обстоятельство, что арестованный был закован в ручные кандалы. Завладев ружьем, майор заколол штыком незадачливого солдата, после чего попытался таким же манером заколоть и второго. Однако солдат не дался, а, напротив, постарался отнять у задержанного оружие, а также звать себе подмогу. Тут же с разных сторон на крики стали сбегаться еще солдаты. Видя это, майор попытался вначале застрелиться. Но в этом он не преуспел – ружье было слишком длинным и для собственного умервщления не годилось. Тогда Козлов упер ружье прикладом в землю, примерился – и бросился грудью на штык. Как назло, расчет арестованного оказался точен, штык вошел прямо в сердце, и злодей умер тут же, на месте, унеся на тот свет тайну тех, кто послал его к Михельсону.