Зеркало старой ведьмы - Михаил Бабкин

– Самое морозильное! – вскинулся Тим. – Лурда стала многоножкой. Насекомым. А насекомые от холода мигом замерзают. Хочу лютую зиму на крыше!

– Готово, – Нига высветила заклятие, Тим торопливо прокричал его в сторону ощетинившейся жалами многоножки.

Над крышей прокатился немыслимой силы гром, водяная пыль замерзла прямо в воздухе, заискрилась по-зимнему; Лурда-насекомое застыла в стремительном атакующем броске, превратилась в собственное ледяное изваяние. Из туч пошел крупный снег, завыл ветер. Началась метель.

– Ура! – крикнул Тим и отпустил рогатую голову. – Мы победили! Уходим с крыши, а то я замерз, – он осторожно пошел вверх, но на полпути в лицо ему ударил порыв колючего ветра, босые ноги предательски скользнули по сплошной ледяной корке. Потеряв равновесие, Тим словно на санках покатился вниз. Набрав скорость, он пулей домчался до изогнутого края крыши и, как лыжник с трамплина, вылетел с нее высоко в небо.

Тим по пологой дуге камнем падал вниз, земля вращалась и летела ему навстречу – ветер забивал рот, слепил глаза. Тимыч судорожно прижал Нигу к груди; волшебная книга что-то тонко верещала, но слова уносились вместе с ветром. Внезапно мальчик упал на мягкое: две лапы ловко поймали Типа в полете – он лежал в каниных мохнатых ладонях, как младенец в колыбели.

– Кажется, я вовремя, – добродушно прогудел дракон. – Ты чего разлетался, понимаешь? Я, конечно, рад с тобой встретиться, но зачем сигать с крыши навстречу? Так и об землю можно ненароком больно стукнуться.

– Ка-аник! – радостно взвизгнул Тим и зарылся лицом в его густой фиолетовой шерсти на груди.

– Что там у вас происходит? – Каник задрал тяжелую голову, глядя на далекую крышу замка. Над крышей полыхали зарницы, еле видные сквозь густой снег.

– Неужто случился переворот в природе? Зима среди лета, понимаешь.

– Вовсе нет, – Тим тоже посмотрел вверх, – это я Лурду заморозил.

– Молодец, – одобрил дракон. – Хорошая ведьма – свежемороженая ведьма! Она тогда не кусается.

– Каник, надо подняться на крышу, – заволновался Тимыч, – забрать у Лурды посох. Красный такой и очень волшебный.

– Вон тот, что ли? – дракон ткнул когтем в тучи, – который орел понес?

Вынырнув из снежной круговерти и сильно работая крыльями, в сторону от замка мчалась большая черная птица, в лапах которой весело посверкивал лурдин посох.

– Совершенно верно, тот самый, – убитым голосом подтвердил Тим. – Проклятые пальцы! Украли ведьминскую палку…

– Подумаешь, палка, – фыркнул дракон, – обойдемся и без палки. У тебя вон книжка Олафа есть!

– Ты не понимаешь, – возразил Тим, – без нее…

– Эй, наверху! – прервав мальчика, зычно протрубил дракон, – сдувайся понемногу. Двигаем к Олафу. – Каник повернул морду к Тиму, – объяснения после. Где окно в комнату волшебника?

– По-моему, там, – мальчик ткнул пальцем в сторону замка, – рядом с тем, разбитым. Из него пальцы удирали.

– Угу, – Каник закрутил педали, стена замка постепенно приблизилась. Наконец нужное окно оказалось прямо перед ними.

– Не пролезем, – вздохнул дракон, – маленькое оно, понимаешь.

Тим раскрыл Нигу, прошептал заклинание: кусок стены вместе с окном подернулся дымкой и растаял. Сквозь квадратную дыру дракон вместе с воздушным шаром вплыл в зал и спрыгнул с деревянной рамы на пол; под потолком засвистел ветер – Шут поспешно сдувался.

Тим подбежал к защитному пологу и первым делом убрал его. Бонифаций, скрестив руки на груди и задрав подбородок, наблюдал за мальчиком: весь его вид выражал глубокую обиду.

– Не злись, – Тимка развел руками, – не мог я тебя выпустить, не успел.

– В кои-то веки, – горестно молвил Хозяйственный, – мне предоставилась настоящая рыцарская возможность сразиться с достойным противником! И вот, не дали. – Боня сердито засопел.

– Если тебе станет легче, то можешь дать мне по шее, – примирительно предложил Тим. Хозяйственный махнул рукой, повернулся к зеркалу; Каник, Тим и Шут стали рядом.

Олаф нагнулся к отверстию в магической пленке.

– Что с Лурдой? Где ее посох? Как ты ее победил?

Тим вкратце рассказал, что с ним случилось – волшебник внимательно слушал, изредка кивая. Узнав, что посох украли лурдины слуги, пальцы, Олаф застонал и нервно заметался по зеркальной тюрьме. Но, вдруг успокоясь, вернулся к магической границе. Он поманил Каника рукой:

– Дракоша, а где твой молоточек? Тот, драконий, которым ты всегда орехи колешь?

– На месте, – Каник сунул лапу себе в пасть и вынул из-за щеки прозрачный молоток, – вот, прошу.

– Мальчик, будь добр, стукни им по зеркалу, – попросил волшебник и отступил подальше от Тимки.

– Прошу, – повторил дракон, обтер инструмент полой жилетки и торжественно вручил его мальчику. Тим отдал рыцарю Нигу, взял молоток и, не раздумывая, сходу треснул им по зеркалу.

Стекло слабо зазвенело, словно кто-то взял аккорд на арфе; в месте удара молотком колдовская пленка лопнула, по ней расползлись трещины. Через миг зеркало блестело обычным стеклянным светом. Олаф нерешительно шагнул вперед и… прошел сквозь стекло. Он недоверчиво ощупал себя, повернулся и потрогал зеркало.

– Я свободен! – закричал волшебник, потрясая кулаками, – свободен!!!

– Вот видишь, я же говорил – без палки обойдемся, – Каник заулыбался во всю пасть, показав острые зубы. Нига зашмыгала, на обложке у нее выступила роса.

– Пятьсот лет, – ни к кому особо не обращаясь, сказала она, – целых пять веков… – и тихо зарыдала.

– Не сметь! – приказал Олаф и, взяв Нигу из бониных рук, ласково обтер ее своей бородой, Нига всхлипнула и замолкла.

Волшебник открыл чародейную книгу:

– А дай-ка мне, дорогуша, заклинание чистоты и одежды. Вот так!

Олаф преобразился. Высокий, гладко выбритый и коротко остриженный, в белоснежном элегантном костюме и белых же туфлях, в накрахмаленной сорочке и при алом галстуке, он скорее походил на положительного киногероя, борца с преступностью, чем на мага-волшебника. Шут с обожанием глядел на Олафа.

– Узнаю! – заорал резиновый человечек, возбужденно прыгая на месте, – вот теперь узнаю великого волшебника Олафа! А то я поначалу думал, что вместо него в зеркало трухлявого болотного деда посадили, – простодушно объяснил он.

Олаф раскатисто захохотал:

– О! Ты каким балаболом был, таким и остался. Так что я тебя тоже узнаю, – волшебник стал серьезным. – А теперь нам надо кое-что сделать. Вы должны мне рассказать все-все, ведь с некоторыми из вас я даже не знаком! Но сначала… Сначала обед! Я зверски хочу есть, – Олаф похлопал себя по животу, – пятьсот лет питаться одним солнечным светом, это я вам скажу, испытание еще то! Бегом к столу!