Пороки - Евгения Савченко

— Разве безумие — не порок?

Собеседник Юлия снизил голос:

— Я сказал, нет. Это лишь твоя прихоть.

Произнесенные им слова взбесили Серого Кардинала. Он резко схватил незнакомца за горло и, развернув, прижал его к облезлой стене дома:

— Фред, чувства у тебя есть? Ты был человеком когда-нибудь?! Не родился же на свет жестоким, холодным? Ты неужели не можешь понять: я не могу отпустить ее! Она — часть меня, лучшая часть!

Фред даже не сопротивлялся явному желанию Юлия задушить его. Чуть хрипловатым голосом он процедил:

— Твоя лучшая часть… Она осталась очень далеко. В твоей прошлой жизни, и звали её вовсе не Сатирой.

Порывисто дышащий Серый Кардинал ударил Фреда головой о стену, но тот лишь рассмеялся:

— Попробуй, давай, скажи, что это не так. Солги мне.

Я заметила, что хватка Юлия ослабла, его подбородок дрожал. Фред отодвинул от себя удушающие ладони без всяких усилий, поправил воротник рубашки, вылезший из-под куртки.

Поникший Юлий сделал шаг назад.

— А на счет того, каким я родился, — Фред заговорил устало, словно короткая склока отняла у него много сил. — Не тебе судить об этом. Ты близко не знал даже тех людей, которых бросил. Не будь высокомерен.

— Убирайся. — Серый Кардинал грубо и неловко толкнул его в плечо.

— Вижу, у тебя сегодня необузданное желание подраться, — незнакомец ухмыльнулся: — Я уйду, только это мало что изменит. И ещё, кстати, — Фред вдруг повернулся лицом в мою сторону: — Ты, быть может, всё же познакомишь меня с этой мышью, что подслушивает за углом?

Я поняла — пытаться скрыться бесполезно. Сделав несколько показательно-уверенных шагов, я оказалась рядом с двумя темными силуэтами.

— Это Кнопка, — без всякого выражения произнес Юлий.

— Здравствуйте, милая девушка.

Лишь теперь я могла рассмотреть лицо Фреда. Он не был привлекательным. Красивым — да, но — отталкивающим. Правильные острые черты лица, белая кожа с бежевым, а не розовым оттенком. Карие, очень насыщенного цвета глаза, окруженные такого же цвета ресницами. Тонкие губы, изогнутые в вечной усмешке.

Когда он наблюдал за тем, какое впечатление производит на меня его внешний облик, усмешка на его лице начала расплываться, уголки рта приподнялись. Усмешка превратилась в оскал. Пугающую гримасу дополняли глаза — холодные, несмотря на теплый древесный цвет.

— Что же, вижу, вы не лишены здравого смысла, — Фред предупреждающе поднял вверх указательный палец, когда я собиралась его перебить: — Не стоит, прошу вас, не отвечайте мне. Я всё равно уже ухожу, мне здесь не рады. Я хочу лишь дать вам хороший совет, — он уже без всякого смеха взглянул мне в глаза: — Знаешь, мышь, ты бы бежала отсюда как можно дальше. А то, в один прекрасный день, когда пружинка с сыром соскочит с петельки, тебя прищемит так, что мало не покажется. Всего доброго. — Прощаясь, он склонил голову и, развернувшись, побрел в направлении городского парка, не оборачиваясь.

У меня мурашки пробежали по коже. Он напоминал дикаря. Но не тупого и грязного, а ловкого, кровожадного. Классический образ маньяка в моем представлении. Вовсе не тихоня-ботаник, а твердый, дерзкий убийца, готовый в секунду незаметно для окружающих полоснуть хирургическим лезвием, прерывая жизнь очередной жертвы.

Юлия тоже трясло, но совсем не от страха. В его глазах желание придушить этого уходящего маньяка мерцало холодными, мёртвыми звёздами. Я потянула его за рукав френча:

— А кто он?

— Он — самый невыносимый подонок из всех, кого я когда-либо знал, — Юлий опустил взгляд. — Это Фред.

Мне вспомнилось о том, что он говорил Сатире сегодня утром. Что ждет друга, который должен к нему придти. Что он не хочет, чтобы пришедший друг видел, как Сатира сходит с ума.

— Это его прихода ты ждал? — Я продолжала тянуть к себе его руку, пока Юлий не обнял меня небрежно за плечи. — Это о нём ты говорил, да?

— Ты слышишь вокруг себя слишком многое, — Серый Кардинал тихонько повел меня к ограде городского парка, возле которого росла раскидистая старая обветренная ель. — Тебе иногда всё же стоит пользоваться советами, которые тебе дают.

— Ты хочешь, чтобы я ушла? — Мне уже стало совсем неинтересно: — Или этого хочет Сатира?

Горький смех Юлия заставил меня пожалеть о своём вопросе:

— Сатира… Бедная девочка, она совсем не понимает, что делает лишь хуже. Она имитирует крайнюю степень сумасшествия. И делает это мастерски, посмотри, — он махнул рукой куда-то в сторону, но я и не подумала следить взглядом за его жестом: — Посмотри на них, Кнопка, все они верят ей. И я поверил бы, если бы всё это не начало меня удушать. Они подыгрывают, смеются, считают себя такими же остроумными и неординарными, как и она. Хотя, по сути своей, они всего лишь жалкие малодушные марионетки, таких тысячи, миллионы.

Его рассуждения плыли мимо меня, я с трудом пыталась вникнуть в суть сказанного Юлием. Но так было с ним всегда. Он начинал говорить, и всё переплеталось в его словах, всё было запутанно, мутно, обволакивающе.

— Как я могу помочь тебе? — К горлу подступило чувство самодовольства, высокой снисходительной жалости.

— Ты не можешь, Кнопка, — он снова рассмеялся, но уже более тепло и просто. — В этом вся ирония твоего положения. Ты хочешь мне помочь, но ты не знаешь, от кого и зачем нужно меня спасать. И нужно ли…

Его рука скользнула по моей шее, Юлий нежно приподнял мою голову:

— Или тебе спасать стоит себя, а не кого-то другого?

Ласкающий, непошлый поцелуй одними только губами растворил его вопрос в воздухе. Словно и не было никакого предостережения, ничего тёмного, ещё неизвестного мне.

Юлий легко качнулся и упал на спину, потянув меня за собой. В одно мгновение я оказалась в мерцающем, несмятом ещё снегу.

Ловкие длинные пальцы одним движением расстегнули молнию моей куртки и невозмутимо заскользили под узкую юбку, задирая её как можно выше.

— А если они сюда придут? — Было странно видеть, что выражение лица Серого Кардинала ничуть не изменилось:

— Разве здесь кто-то ходит?

Он помог мне выбраться из рукавов куртки, и я залезла руками под его рубашку. Такая властная, сильная спина. Обняв его ногами, можно было почти расслабиться и только дышать. Он сам нашептывал мне что-то на ушко, двигаясь нежно и медленно:

— Так просто, не правда ли? Я бы даже сказал… безрассудно. Одни называют это любовью, кто-то ищет только наслаждения… А иные видят в этом счастье…

Юлий никуда не торопился. Это мне хотелось скорее довести неспешные движения до кульминации. То ли казалось, что он вдруг очнется от своего внезапного помешательства, то ли я действительно боялась, что кто-то из сумасшедших может случайно забрести сюда.