Генерал Алексеев - Василий Цветков

Тем не менее нельзя не отметить очень важной черты полководческого искусства, проявившейся у Алексеева достаточно четко, — способности предвидеть, предчувствовать, предугадывать возможные действия своих противников и разрабатывать принципиально верные контрдействия.

В результате общая концепция военно-стратегического планирования воплотилась в весьма смелой, но неоднозначно оцениваемой идее. В 1913-й, в последний предвоенный год, Российская империя вступала с новым мобилизационным расписанием, 19-м по счету, согласно которому предполагалось нанесение ударов и против Германии (вариант «Г»), и против Австро-Венгрии (вариант «А»). Ни Данилов, ни Алексеев, ни тем более Сухомлинов не оспаривали правильности этого плана в то время. 20-е, призванное стать итоговым, мобилизационное расписание так и не было разработано.

По мнению ряда современных исследователей подобная подготовка к нанесению двух ударов (гнаться «за двумя зайцами») по расходящимся направлениям была неоправданна, опасна и безрассудна (обоснование этого тезиса дано, в частности, в статье американского ученого Б. Меннинга «Фрагменты одной загадки: Ю.Н. Данилов и М.В. Алексеев в русском военном планировании в период, предшествующий Первой мировой войне // Последняя война Императорской России: сборник статей под редакцией О.Р. Айрапетова. М., 2000. С. 65—91.). Тем не менее, существо 19-го расписания отнюдь не правомерно считать авантюрным. При оценке данных планов нужно исходить, прежде всего, не из современных представлений о правильности той или иной стратегии, а из тогдашних подходов в оценке противника и из самооценки русских военачальников. Наступление вполне могло бы проводиться и по двум направлениям, даже с учетом расходящихся ударов на Восточную Пруссию и Галицию.

Во-первых, линия развертывания русской армии позволяла оборонять «польский выступ» — Привисленский край. Попытки противника прорваться к Варшаве могли парироваться сильными фланговыми ударами армий Северо-Западного и Юго-Западного фронтов. При наличии сильного, хорошо обустроенного тыла, при развитой сети внутренних коммуникационных линий (а Привисленский край был лучше обеспечен железнодорожной сетью, в сравнении с другими европейскими регионами России) не составляло особого труда маневрировать в прифронтовой полосе и оперативно перебрасывать резервы из центра (Варшава, Брест-Литовск), где сосредотачивались армии из тыловых округов, на фланги, где могли происходить решающие сражения с немецко-австрийскими войсками.

Довольно оригинальным было предполагавшееся планом положение о постепенном вводе армий во фронтовые линии. Армии, составленные на основе приграничных округов и отмобилизованные в первоочередном порядке, постепенно усиливались подкреплениями, подводимыми из тыловых округов. Такое своеобразное, «волновое» введение в бой армий можно было бы считать не недостатком системы развертывания, заключавшемся в медленном сосредоточении вооруженных сил на границе, а, напротив, — преимуществом. Ведь это создавало дополнительное, стабильное давление на противника, позволяло, в случае необходимости, заменять несущие потери войска «передовой линии» свежими силами, подошедшими с Востока России (в частности, туркестанских и сибирских корпусов). Наличие достаточного числа резервов позволяло бы усиливать, опираясь на Варшавский железнодорожный узел и армии Северо-Западного или Юго-Западного фронтов. После разгрома противника в пограничных сражениях операции переносились бы на «вражескую территорию» и «паровой каток» из русских армий начинал свой страшный для врага натиск «на Берлин и на Вену».

Но даже в случае прорыва немецко-австрийскими силами «польского коридора» пространства Литвы и Белоруссии позволяли бы русским войскам отступить и, используя рубежи крепостных линий, подготовиться к продолжению боевых операций, сосредоточить войска для нанесения новых ударов.

Во-вторых. В последние предвоенные годы очень многие государственные деятели России и военные весьма оптимистично оценивали военно-экономический потенциал России. «Мы готовы» — известное название интервью генерала Сухомлинова, данного им накануне войны, отражало не только уверенность военного министра, но и вполне соответствовало психологическим настроениям того времени. Принятые на вооружение и поставленные на массовое производство артиллерийские орудия, винтовки и пулеметы превосходили аналогичные образцы у армий противника. Началась модернизация флота. Да и утверждения о технической готовности армии, о подготовке мобилизованных пополнений, о возможностях российской промышленности представлялись вполне правдоподобными. Ведь налицо был мощный экономический подъем, но темпам роста отечественная экономика вышла на первое место в мире, интенсивно развивались металлургия и машиностроение. В 1911— 1913 гг. высокие урожаи зерна обеспечивали продовольствием не только Россию, но и Европу. Демографические показатели (рождаемость, процент молодых поколений) показывали устойчиво благоприятную тенденцию еще со второй половины XIX столетия, поэтому, казалось бы, недостатка ни в новобранцах, ни в кадровом составе, ни в запасных мобилизованных быть не должно.

В-третьих. Обязательная взаимопомощь, тесное военное сотрудничество, военное содружество всех трех стран Антанты. И это, пожалуй, было важнейшим фактором, обусловливавшем уверенность в возможности удара русской армии и по Германии, и по Австро-Венгрии. В этом взаимодействии заключался залог стратегического успеха, при котором по Германии наносился удар с двух сторон. Перспектива одновременных тяжелых боев и на Западном, и на Восточном фронтах была бы гибельной для Империи Гогенцоллернов. Предстоящая война становилась войной союзов, и от правильно налаженного оперативно-стратегического управления войсками всех участников коалиции зависела в конечном итоге судьба войны.

Конечно, все эти три фактора будут во многом как опровергнуты, так и подтверждены предстоящими годами мировой войны. Как известно, начав успешное наступление в Восточной Пруссии и отразив наступление австро-венгерских войск на Юго-Западном фронте, русская армия потерпела поражение в боях против немецких войск и не смогла полностью разгромить австро-венгерские силы. Но в то же время русские войска успешно отразили все попытки немецких войск прорваться в глубь Польши. Осенние, 1914 г. Варшавско-Ивангородская и Лодзинская операции подтвердили правоту планов активной обороны, при которой принципиально важным становилось введение в бой войск из тыловых округов и отражение фланговых ударов немцев из Восточной Пруссии. А мощный контрудар от Варшавы только что прибывших на фронт сибирских стрелковых дивизий по праву мог бы стать примером высокого военного искусства. Заметно поредевшие на полях сражений полки и дивизии смогли получить необходимые людские пополнения новобранцами и запасными, хотя и уступавшие по степени боевой подготовки кадровым частям.

Безусловно, надежды на высокую техническую оснащенность, равно как и на мобилизационные ресурсы русской армии, оказались излишне оптимистичными, и уже в начале 1915 г. проявились грозные признаки предстоящего «снарядного голода» и «патронного голода», а кадровые ресурсы армии существенно истощались. Достаточно объективны в этом отношении оценки, даваемые в статье В. Хитрово «Артиллерия в Великую войну», опубликованной в 1939 г. в газете «Русский инвалид» в юбилейном номере памяти начала Второй Отечественной войны. «Ни одно из воюющих государств не имело — и не могло иметь — заготовленным в мирное время количества снарядов, в какой-либо мере отвечающего действительной потребности армии. Но для того, чтобы меры эти приняты был с первых же дней войны, нужно было отказаться от психоза войны скоротечной. Поскольку в августе 1914 г., во всех решительно странах господствовало убеждение, что война не может продолжаться годами, принятые с опозданием меры но мобилизации промышленности свелись к гонке в этой области, в которой России труднее всего было состязаться со своими противниками, и снарядный голод 1915 г. стал фатально неизбежен.