Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - Карен Ли Стрит

Совершенно не по-джентльменски бросив жену и мисс Лоддиджс одних, более чем уверенный, что, получив возможность свободно болтать обо всем, о чем беседуют леди в отсутствие представителей противоположного пола, обе получат от музыкального вечера куда больше радости, я вернулся домой. Едва войдя, я поднялся в кабинет, уселся за стол и написал письмо Дюпену.

7-я Северная улица 234, Филадельфия,

12 марта 1844 г.

Мой дорогой Дюпен!

Имею сообщить вам весьма необычные новости касательно событий, произошедших со времени последнего моего письма, а именно – неких неожиданных фактов, открывшихся мне с тех пор.

По счастью, мои опасения, будто Джордж Уильямс замышляет убить вас, оказались беспочвенными. Прежде я полагал, что Уильямс принялся снова терзать мое сердце, присылая мне ужасающих кукол, намекающих на убийство – да не на чье-нибудь, а на ваше. В полученных мною угрозах упоминалось Перу, и я вспомнил, что вы там бывали – это-то и натолкнуло меня на мысль, будто опасность грозит вам. Недавно мне была доставлена еще одна восковая кукла, на сей раз изображавшая женщину в черном, и я, решив, что она символизирует Сисси, пришел в неописуемый ужас. Однако в тот же самый день нам неожиданно нанесла визит мисс Хелен Лоддиджс, таксидермистка и орнитолог из Англии. Вы, безусловно, помните: я редактировал ее научный труд и во время нашего с вами пребывания в Лондоне однажды встречался с нею. Как выяснилось, эта-то леди, вопреки воле отца самостоятельно проделавшая путь из Лондона в Филадельфию, и посылала мне странных кукол, пытаясь завуалированно сообщить о тайне, которую желает раскрыть с моей помощью. Мисс Лоддиджс твердо уверена, будто работавший на ее отца птицелов и его сын были убиты, несмотря на официальные сообщения о том, что первый погиб, случайно упав со скалы, второй же – утонул. По-видимому, приписывая ваши способности к аналитическому мышлению мне, она попросила меня расследовать гибель обоих. Как же мне жаль, что вас, друг мой, нет сейчас рядом! Не имея никаких реальных улик, свидетельствующих, что тот или другой пал жертвой злодейства, я даже не знаю, с чего начать. По моему мнению, леди сия повредилась умом от горя: дело в том, что она любила юного Иеремию Мэтьюза, погибшего здесь, в Филадельфии, в октябре прошлого года. Судите сами: она говорит, будто видела духов, рассказывает о пророчествах, полученных от птиц, и о некоем таинственном «Перуанском Сокровище». Я бы не стал ввязываться в это дело вовсе, однако жена настаивает на том, что бедняжке нужно помочь.

Что же до Джорджа Уильямса и его возлюбленной, миссис Ровены Фонтэн, оба действительно пребывают в Филадельфии, но ныне носят фамилию Рейнольдс – возможно, с тем чтобы избегнуть ответственности за преступления, совершенные под истинными прозваниями. Вдобавок, они женаты (или делают вид, будто женаты), а леди сделалась популярной актрисой, играющей главные роли в пьесах, написанных мужем. Я и моя жена имели с нею аудиенцию, и миссис Рейнольдс клянется, будто убедила мужа забыть о прошлом и простить мне преступления деда и бабушки. Правда, от самого Уильямса я подобных заверений не получил, однако рад, что он ничем не угрожает вам, как я было подумал. Пострадай вы из-за нашей дружбы, и я не смог бы простить себя никогда.

Надеюсь, ваши поиски продвигаются успешно. Прошу, напишите мне поскорей и сообщите, каковы новости о Вальдемаре. В последнем письме вы упоминали, что он был замечен в Bibliothèque de l’Arsenal[27]. Не удалось ли вам узнать чего-либо еще?

С величайшим к вам уважением,

Эдгар А. По.

Письмо я отдал теще, чтоб та отнесла его на почту завтра днем, пока мы будем искать странствующих голубей, а сам сел за окончательную вычитку рассказа под названием «Очки», предназначавшегося для газеты «Доллар». Трудясь над ним, я невольно вспомнил о миссис Рейнольдс: ведь и она, бесспорно, вот-вот падет жертвой собственного тщеславия! Да, она причинила мне немало мук, но все же мне было жаль ее подорванного здоровья и уничтоженной красоты.

Позже, около восьми вечера, я перешел в кухню. Катарина, довольно мурлыча, согревала мои колени, я же не находил себе места от беспокойства. Концерт давно подошел к концу, и я ждал, что Сисси вернется домой к ужину, но она все не возвращалась. Получив заверения, будто все в порядке, Мадди отправилась спать, однако сам я не придавал собственным словам особой веры. Но вот наконец из прихожей донесся скрежет ключа, стук отворяемой двери и шорох снимаемой верхней одежды.

– Эдди! Дорогой, вот я и дома!

Вошедшая в кухню Сисси лучилась радостью, и я поспешил сделать вид, будто целиком поглощен книгой, а вовсе не тревожным ожиданием.

– Как прошел вечер? – спросил я.

– О, великолепно! Семья Хатчинсонов – настоящее чудо. Их четырехчастная гармония совершенна, а юная Эбби так хладнокровна – быть может, более, чем ее братья!

– Ну, а мисс Лоддиджс концерт понравился?

– С радостью отвечу: очень! Поначалу я сомневалась в этом: Хелен сидела так тихо, смотрела на сцену, склонив голову набок, словно птица, а все вокруг подпевали, притопывали ногами, яростно хлопали в ладоши…

– Но не обидела ли ее какая-либо из песен?

– Вовсе нет. Да, она удивилась прямолинейности текстов и никогда прежде не слышала песен об аболиционизме и избирательном праве для женщин, однако чувства певцов вполне разделяла – в отличие кой от кого из публики.

– Надеюсь, до драк там не дошло? – встревожился я.

– Нет, обошлось недовольным шиканьем. В газетах Хатчинсонов величали «местными дарованиями», а потому некоторые ожидали услышать певцов-нативистов и не слишком-то сочувственно приняли «Плач ирландского эмигранта».

Проходя мимо Святого Августина, я тоже отметил возросшую напряженность меж так называемыми «нативистами» и собравшимися там ирландскими иммигрантами-католиками, но не желал портить жене вечер разговорами о распрях, охвативших город, само название коего означает «Братолюбие».

– Хорошо, что недовольные оказались в меньшинстве. Очень рад слышать, что концерт понравился вам обеим.

– Да, очень понравился. Сказать откровенно, боюсь, что Хелен развлечениями не избалована: похоже, она живет в Парадайз-филдс взаперти, будто пленница.

– Но пленница, безусловно, добровольная. У меня не создалось впечатления, будто отец в каком-либо смысле держит ее под замком. Более того, он всячески поощряет ее желание работать и учиться, а если и изымал ее письма ко мне, то, думаю, лишь затем, чтоб уберечь ее репутацию.

Сисси сочувственно закивала.

– Боюсь, ты прав: она действительно сама превратила свой дом в тюрьму. Хелен убеждена, будто птицы говорят с ней самым сверхъестественным образом, и вне своего уютного убежища ей страшно. Только любовь к Иеремии подвигла ее совершить такое дальнее путешествие. Мы обязательно должны ей помочь.