Чугунные сапоги-скороходы - Дарья Донцова

– Я не знаю адреса, – честно ответила младшая дочь, – мы с ней чужие люди, никогда не виделись.

– Найди через Мосгорсправку, – не сдался отец, – или… старая телефонная книжка жива? Та, куда заносили номера разных знакомых?

Эмма напрягла память.

– Я не выбрасывала мамины вещи. Сложила их в чемоданы и спрятала на антресоль.

– Поройся там, – попросил Лев Маркович, – думаю, Нина Кропоткина живет на старом месте. У Алексея была огромная квартира, богатая, навряд ли они ее продали.

Эмме не хотелось открывать шкафы под потолком, копаться в имуществе покойной мамы. Но больше всего она не желала встречаться с Маргаритой, с посторонней женщиной, передавать ей просьбу Льва. Эмма понимала, что старшая сестра должна ненавидеть отца, который решил увидеть внука лишь для того, чтобы использовать его в качестве подопытного кролика.

– Папа, – сказала она, – я не знаю, кто такая Нина Кропоткина.

– Жена моего студента Алексея, – перебил ее Лев Маркович, – его отец гениальный стоматолог, протезист, он лечил и делал зубы всей советской элите. Имел многокомнатную квартиру, из окон которой виден Кремль, дачу, машину. И в отличие от многих, никогда не брал от пациентов советские рубли, называл их дерьмовыми фантиками. С отцом Леши расплачивались исключительно золотыми николаевскими червонцами или ювелирными изделиями. И опять же он не принимал новодел, изделия советских фабрик. Только то, что сделано до пресловутого тысяча девятьсот семнадцатого года.

– И где же люди добывали подобные вещи? – изумилась Эмма. – Наверное, у доктора пациентов можно было по пальцам пересчитать.

Лапин снисходительно объяснил:

– Деточка, если тебе нечем жевать, ты выглядишь в свои сорок-пятьдесят как восьмидесятилетний дед, то определенно захочешь поставить протезы. В советские годы такое лечение было адом и мукой. Сначала удаляли остатки твоих зубов, затем шла обточка оставшихся. Обезболивания не было, приходилось платить за новокаин, который не очень помогал.

– Ужас, – поежилась Эмма.

– А ты думала, почему у моих сверстников во рту торчат гнилушки? – задал вопрос отец. – Посещение стоматолога – это боль. Если хочешь, чтобы она не была невыносимой, заплати врачу в районной поликлинике. Но не факт, что он опытный специалист. Тогда было много криворуких: поставят коронки, а те выпадут через месяц. А что у Кропоткина? Полное обезболивание, качественные импортные материалы, золотые руки. Мне он зубы бесплатно сделал, до сих пор все стоят идеально. Богатых и знаменитых в СССР хватало. Кое у кого было и золотишко, и ювелирные изделия. А тем, кто не имел ни того ни другого, Кропоткин давал телефон Владимира. Он продавал людям золото. Сына своего дантист тоже на протезиста учиться отправил. Нина, жена Алексея, лучшая подруга Маргариты, она точно знает, где моя старшая дочь живет! Выполни мое последнее желание перед смертью.

И что делать? Отказать пусть не самому лучшему, но родному отцу?

Эмма полезла по стремянке под потолок, твердя про себя:

– Пусть там не окажется телефонной книжки.

Но толстая тетрадь в переплете обнаружилась в первой же открытой сумке. И нашелся нужный контакт, Нина жила на старом месте и ответила сразу, но номером Маргариты не поделилась, попросила:

– Уважаемая Эмма, если вы до сих пор находитесь в родительской квартире, с вами соединятся. Убедительно прошу вас более сюда не звонить. Мы с мужем не желаем иметь дела с вашим отцом. Он негодяй, мерзавец, психически больной человек. И врун. Алексей никогда у Лапина не учился.

Младшая дочь сообщила отцу о результатах беседы, она сообразила, что ничего хорошего это не принесет, но Лев Маркович обрадовался.

– Она меня простила, согласилась поговорить. Поняла, что я сделал мальчишке укол ради блага человечества. Я гений, спасу мир от болезней. Завтра же поеду к Нинке.

– Зачем? – испугалась Эмма и услышала:

– Она жена Леши, моего ученика, тому отец наследство оставил, пусть даст мне денег на лабораторию.

– Папа, скорей всего, у этого Алексея нет средств, – попыталась вразумить старика Эмма.

– Нет, – засмеялся тот, – знаю, знаю, видел один чемоданчик, в котором стоматолог золото держал. Пообещаю Нинке, что прославлю фамилию Кропоткиных, весь мир узнает, кто помог мне финансово при выведении мухи-вакцины.

Эмма поняла, что Лев Маркович окончательно обезумел, не стала с ним спорить, покормила ужином. Отец посидел у телевизора, лег спать и не проснулся.

Через несколько дней Нина сама позвонила Эмме и холодно сказала:

– Маргарита убедительно просит больше никогда ее не беспокоить, не обращаться ни с какими просьбами. Господин Лапин ей не отец, а вы не сестра.

– Конечно, – ответила Эмма, – она может не волноваться, я никогда с ней связываться не стану, а Лев Маркович умер.

– Вот и славно, – заявила Нина.

Все. Больше Лапина ничего не знает о старшей сестре.

– Печально, когда в семье случается разлад, – подвел итог тому, что услышал, Вадим Борисович.

– Очень плохо, если в доме заводится писатель, ученый, художник, музыкант, который считает себя гениальным, – вздохнула Ада Марковна. – Он подавляет всех, требует жить исключительно его интересами, не обращает никакого внимания на родителей, жену, детей, занят только своей работой. Свои неудачи и ошибки объясняет поведением домашних, а не своей глупостью. У такого человека виноваты все вокруг, а он гений. Такие люди безжалостны, эмоционально глухи. Неудивительно, что Лев Маркович попробовал свою вакцину-муху на собственном внуке. Это в духе непризнанного гения.

– Я знаю случаи, когда создатели новых лекарств намеренно заражались недугом, а потом принимали препараты, которые сами же придумали, – сказала я, – проверяли медикамент сначала на себе, а уж потом на добровольцах.

– Так это обычные научные работники, трудяги, – поморщилась Ада, – а я имею в виду непризнанных гениев. Кстати, и те, кого общество признало великими, порой вели себя гадко. Почитайте книгу «Как мы жили»[4] и поймете, что лучше спокойно жить с обычным человеком, чем с тем, кого при рождении ангел поцеловал. А уж о тех, кто только пыжился, сам себя возводя в сонм великих…

Ада махнула рукой, а я решила договорить:

– Теперь я зачитаю описание чемоданчиков, в которых, по словам Льва Марковича, отец Алексея Кропоткина хранил свои гонорары: золотые украшения и ювелирные изделия. Железная коробка, обтянутая настоящей кожей цвета кофе с молоком. Если речь идет о монетнице, то в ней есть специальные углубления, в них лежали червонцы. Между ними проложены маленькие кусочки фланели, они не позволяют металлу царапаться. Для ювелирки в чемоданчике есть крепления для колец, колье, браслетов.