Асьенда - Изабель Каньяс

– Добрый день, донья, – сказал мне первый священник. – Я падре Висенте.

– Добро пожаловать, падрес, – поприветствовала я. – А где же падре Гильермо?

– Занят. – С этими словами Висенте достал носовой платок и промокнул пот. Он не счел нужным пускаться в подробности.

Падре Висенте был выше Гильермо, и не такой полный. Человек средних лет с не сильно морщинистым лицом, беспристрастное и холодное выражение которого вызывало во мне страх. Было ли дело в том, что непоколебимая уверенность выдавала в нем яростного праведника, или в том, что оценивающий взгляд слишком сильно напоминал мне тетю Фернанду и от этого делалось неуютно?

Я прочистила горло.

– Благодарю вас за то, что проделали такой путь в его отсутствие. Прошу, входите в дом.

Я позаботилась о том, чтобы достаточно долго очаровывать священников, и усадила их на террасе, выходящей в сад, теперь наполовину очищенный от сорняков. Я попросила Ану Луизу принести прохладительные напитки, но она отправила вместо себя Палому. Я обсуждала погоду и других землевладельцев с падре Висенте, стараясь при этом придерживаться тех великосветских манер, которым успела обучиться в столице, – чтобы произвести на него впечатление. Такие мужчины жалели лишь женщин, которых считали достойными: богатых, принадлежащих к высшему обществу. По рождению я не была ни той ни другой. Мне пришлось полагаться на свое новое имя и играть соответствующую роль. Несмотря на то что я выбилась из сил и чувствовала себя разбитой после минувшей ночи, я направила всю свою энергию на попытки добиться его расположения.

Но как бы я ни старалась, падре Висенте слушал меня вполуха. Комок страха внутри меня все разрастался, плотно обвивая позвоночник.

Падре Андрес молчал. Боковым зрением, как мне показалось, я уловила странное выражение его лица – он принял отстраненный вид, как будто подслушивая другой разговор.

Но ведь в доме больше никто не разговаривал…

Мгновение спустя лицо его прояснилось. Он стал спокойным и внимательным и теперь кивал, соглашаясь с тем, что говорит падре Висенте.

Может, падре Андрес что-то услышал? Или догадался, зачем я их пригласила?

Поверит ли он мне?

Где-то в горле стал зарождаться маленький росточек надежды. Я ласково сжала его, молясь неизвестно кому, чтобы хотя бы один из священников не счел меня сумасшедшей, когда я поведу их в северное крыло.

Накануне, когда солнце стояло в зените, – а я не могла заставить себя делать что-то, когда было чуточку меньше света, – я вернулась в северное крыло. Там все было так же, как когда я привела туда Хуану и Палому. Гладкая, безупречная штукатурка насмехалась надо мной.

Бывало, поднимаясь по лестнице, краем глаза я замечала обломки кирпичей и тут же поворачивалась, но… там ничего не было.

Может, я все выдумала? Были ли они там когда-то?

Наконец пришла пора покончить с этим раз и навсегда.

– Вы желаете начать освящение здесь? – Падре Висенте обвел взглядом темный проход и нахмурился, заметив паутину. Меж бровей у него залегла складка.

Я повернулась к священникам и случайно встретилась взглядом с падре Андресом – он смотрел на меня с ученой внимательностью. Что-то такое было в его глазах… понимание и честность… Я забыла, что хотела сказать.

Он знает.

Интуиция была словно холодной рукой, приложившейся к моему горячему лбу.

Он меня выслушает.

– Я понимаю, это может вас ошеломить, падре Висенте, но в этом доме кто-то умер, – начала я, и мой властный голос эхом разнесся по узкому проходу. – Здесь кто-то умер, а потом его замуровали в стене. Заложили кирпичами. Я знаю, потому что нашла тело. И этот дом болен. Здесь… здесь есть дух. Злой…

– Достаточно, донья Беатрис! – резко прервал меня падре Висенте, теперь его брови были сведены вместе.

Щеки залились краской. Не знаю, чего я ожидала, – уж вряд ли того, что все пройдет хорошо. Может быть, это из-за моих слов, что дом болен? Или из-за того, что у меня нет доказательств, что я действительно нашла в стенах дома чье-то тело?

– Я сделаю то, за чем пришел. На этом все.

Падре Висенте развернулся на каблуках и направился в сторону парадной гостиной, бормоча при этом молитвы благословения и окропляя святой водой стены. Но мне нужно было не это.

– Проведите в доме обряд изгнания, падре, – попросила я, следуя за ним ко входной двери. – Умоляю вас.

– Я сказал: достаточно, донья Беатрис. – Падре Висенте посмотрел на меня таким острым взглядом, что сразу стало понятно: да, он знает, что в Сан-Исидро нужно провести обряд изгнания, но только не с домом, а кое с кем другим. – Иначе я решу, что вы насмехаетесь надо мной и прибегаете к языку Сатаны.

Дыхание перехватило. Я ступила на опасную территорию. Мама часто говорила: мы должны вынести это с достоинством, и хорошо выученное чувство страха заставляло меня молчать. Стоило придержать язык за зубами. Но холод северного крыла вонзил свои когти мне до самого мозга костей. Я не могла от него избавиться. Я никогда не смогу от него освободиться. Мне нужна помощь. Человек, да кто угодно, который меня выслушает.

– Прошу, – тихо повторила я и ухватилась за предплечье падре Андреса, который шел за Висенте.

Молодой человек замер, взгляд его упал на наши руки. Я тут же отпустила его, как будто обожглась – женщина, а тем более жена Родольфо Солорсано, не стала бы хвататься за священника. Да никакая женщина в своем уме не стала бы.

Но я схватилась.

Потому что в том, как падре Андрес держался и как горбил плечи, я видела страх. Он будто говорил мне, что чувствует хищника поблизости. И что готов пуститься в бег, потому что тоже чувствует, как нечто дышит ему в спину.

Он поднял на меня взгляд.

Он мне поверил.

– Падре Андрес, на этом моя работа окончена, – позвал падре Висенте. К этому моменту он уже был в саду.

– Нет, прошу вас, – на выдохе проговорила я. Святой воды и благословения было недостаточно. Я не вынесу еще одной такой ночи. Я потеряю рассудок или…

– Андрес! Мальчик! – Это уже был рев человека, который не терпит, когда подчиненные его ослушиваются.

– Почаще посещайте мессы, донья Беатрис, – сказал падре Андрес. Голос у него был низкий, звучный – падре Висенте бы его не услышал. – Благодаря таинствам мы понимаем, что не одиноки.

После этого он наклонил голову и шагнул к свету. Я наблюдала за его темным силуэтом – стройным, как молодой дуб, – пока он шел по двору вслед за падре Висенте.

В его последней фразе и в оттенке настойчивости, мелькнувшей в его глазах, я распознала приглашение.

Приходите в церковь. Я вам помогу.

Следующее письмо Родольфо снова начиналось со сладких, как сироп, любезностей, но очень скоро перешло к суровой встряске.