Трансформация войны - Мартин ван Кревельд

В то время как одни правительственные структуры полностью подчинялись ведению войны, остальные, не имевшие непосредственного отношения к ней, становились бессильными и ненужными. Больше всего, вероятно, пострадали различные финансовые агентства. До войны они держали правительство за горло, затрудняя и замедляя процесс перевооружения. С ростом расходов и сокращением доходов эти соображения утратили свою силу, и изменилось само отношение к деньгам. Главными задачами государственных финансов стали лишь печатание денег и контроль над их распределением. Все это привело к тому, что, например, в Великобритании были периоды, когда министр финансов даже не входил в состав военного кабинета. Практически то же самое произошло с теми, кто в мирное время отвечали за внешнюю политику своих стран. После того как в 1941 г. Гитлер объявил СССР войну на уничтожение, внешняя политика Германии практически сошла на нет, ограничиваясь лишь попытками заручиться поддержкой небольших государств, сохранявших нейтралитет, а позднее — не допустить их присоединения к союзникам. После того как Черчилль и Рузвельт объявили свой целью безоговорочную капитуляцию противника, политика в традиционном понимании неизбежно отошла на задний план. Кстати, министерствам финансов и иностранных дел до сих пор не удалось полностью восстановить влияние, утраченное ими в то время. В результате того, что министерства финансов больше не контролировали денежное обращение, постоянная инфляция стала обычным явлением для экономики большинства промышленно развитых стран. Министерствам иностранных дел пришлось отказаться от ряда ранее выполнявшихся ими функций, которые теперь перешли в ведение министерств обороны, что опять же свидетельствует об изменившемся соотношении между войной и политикой.

И наконец, стерлись многие различия между армией и народом, установленные международным правом XVIII–XIX вв. Вооруженное насилие, перестав быть уделом только комбатантов, выплеснулось за пределы установленных границ. Ужасные зверства, включая преднамеренное уничтожение голодом, совершались против десятков миллионов жителей оккупированных территорий Европы и Азии. Население не желало мириться со своей судьбой. Оккупация сама по себе рассматривалась как чудовищная несправедливость, и ей оказывали сопротивление. Например, в Югославии партизаны Тито, хотя не представляли собой ни армию, ни правительство, практически достигли уровня полномасштабного традиционного межгосударственного конфликта. И более того, в ретроспективе это, вероятно, оказалось самым важным изменением, привнесенным войной. Тем временем небо было заполонено мощными флотилиями тяжелых бомбардировщиков — а позднее самолетами-снарядами и баллистическими ракетами, — которые применяли обе стороны. Все это специально предназначалось для убийства мирных жителей, не исключая женщин и детей. Массовые пожары, каких Европа не видела уже более трех столетий, уничтожали целые города. Насилие достигло своего апогея к 1945 г., когда США сбросили на Японию две ядерные бомбы, унесшие жизни как минимум 150 тысяч человек, полностью проигнорировав тот факт, что к тому времени посол Японии в Москве обратился в МИД СССР с предложением о переговорах. Официальным обоснованием уничтожения мирного населения противника было обвинение его в злобности и подлости. На самом деле людей зачастую должны были объявлять злобными и подлыми именно для того, чтобы истреблять с помощью имеющегося оружия неизбирательного действия.

На Венском конгрессе в 1815 г. делегаты предприняли смелую попытку вернуться к regime ancien, возложив вину за годы хаоса лично на «это чудовище Наполеона». Аналогично первостепенной целью суда над военными преступниками, состоявшегося в Нюрнберге и Токио, было возмещение ущерба, нанесенного международному сообществу, посредством определения границ допустимого и недопустимого. По этой причине политические, экономические, социальные, военные и технические факторы, послужившие причиной разрушения границ между традиционными тремя составляющими войны, были практически полностью проигнорированы. Вместо этого во всем обвинили конкретных лиц — а именно проигравшую сторону. Их главные руководители предстали перед судом, были осуждены и в большинстве своем казнены. Войска побежденной стороны были расформированы, ее главные экономические организации (как, например, дзайбацу в Японии) — распущены, а ресурсы — экспроприированы в качестве военных репараций победителям по их желанию. Эти процессы позволили сформировать целый ряд новых юридических понятий, таких, как «тайный сговор с целью нарушения мира», «ведение агрессивной войны», и так называемые «военные преступления». Юристы дали необходимые определения всем этим понятиям, в той или иной мере ставшим признанной частью международного права.

Меттерних, оглядываясь назад незадолго до своей отставки в 1848 г., вероятно, остался бы удовлетворен результатами Венского конгресса, несмотря на небольшие революционные всплески за это время. Точно так же, оглядываясь назад в историю, можно сказать, что попытки загнать джинна обратно в бутылку оказались до некоторой степени успешными; те, кто стремились установить новый мировой порядок после Второй мировой войны, делали свое дело достаточно хорошо. Главной причиной такого итога была повсеместная боязнь ядерного Армагеддона, ну и, разумеется, просто усталость от войн. Во всяком случае, повтора «тотальных» конфликтов, по образцу первых двух мировых войн, до сегодняшнего дня не было. Если основные военные державы вступали в войну — не считая «конфликтов низкой интенсивности», которые, несмотря на их многочисленность, не принято считать войнами, — они обычно придерживались правил. Как ни относиться к Фолклендской войне, разграничение военными и гражданскими не нарушалось, и поэтому не было и крупномасштабных жестокостей. То же относится и к арабо-израильским войнам, за исключением, наверное, первой; хотя в этом случае все могло бы выглядеть иначе, если бы победила другая сторона.

Однако прецедент имел место и забыт уже не будет. Каковы бы ни были другие последствия тотальной войны, она положила конец идее о том, что вооруженный конфликт, тем более крупнейший в истории, непременно соответствует картине мира Клаузевица. В масштабе истории тринитарная война, т. е. война государства против государства и армии против армии, — сравнительно новый феномен. Поэтому то, что ожидает человечество в будущем, также может сильно отличаться от имеющегося сегодня.

В основании «мира по Клаузевицу» лежит предположение, что войны ведут в основном государства или, точнее, правительства. Но государства — это искусственные образования — корпорации, обладающие юридически независимым существованием, отличным от народа, которому они принадлежат и чью упорядоченную жизнь они, как предполагается, представляют. Самому Клаузевицу было отлично известно, что государство, понимаемое таким образом, недавнее изобретение. Хотя всегда можно обнаружить предысторию, но лишь после Вестфальского договора 1648 г. государство стало основной формой политической организации даже в Европе, и именно по этой причине, помимо прочих, мы говорим о «современной эпохе» в противоположность всему, что было раньше. Более того, большинство других регионов мира, находящихся за пределами Европы, и не знали института государства до тех пор, пока он не появился в ходе процессов колонизации и деколонизации в XIX–XX вв. Следовательно, там, где нет государств, нет и разделения на правительство, армию и народ, по крайней мере в том виде, о котором говорилось выше. Было бы также неверным говорить, что в таких обществах войну ведут правительства с помощью армии за счет или от имени своего народа.