Повелитель войны - Иван Петров

Легко. Берем гонца и сообщаем дедушке от имени брата, что искал он меня, искал и не нашел. Ни слуху обо мне, ни духу. Растворился я в пространстве, исчез, может, даже помер где – как собака, никто не знает. Война окончена, вы победили, а я, несчастный Хасар, хочу воссоединиться с семьей и прошу вашего на это согласия. Пришлите проводника, пусть он меня к вам приведет. Вот таким макаром. Есть, конечно, шанс, что сами гонцы меня предадут, надо их встретить на полдороге, а дальше посмотрим. Гонцов двое: один – Хасара, другой – мой человек, на всякий случай. Сразу выдвигаемся на место предстоящего рандеву с гонцами, его я предварительно присмотрел, сможем там качественно встретить даже тысяч двадцать карателей, если гонцы и Хасар – предатели. Им пока ни слова.

Все прошло штатно, гонцы получили проводника и бересту с анализами хана для Хасара, повязали проводника по дороге и в таком виде доставили нам. Какая неожиданная встреча! Решил предоставить возможность Хасару самому разговорить пленника, все-таки подозрения есть подозрения. А я рядом посижу, понаблюдаю, о чем беседа пойдет. Может, и о Хасаре что-нибудь интересное услышим? Дерзай, брат, он в твоем распоряжении. Р-раз! И нет головы у проводника. И что я должен по этому поводу думать? Что у меня в родне одни идиоты? Или я идиот?

Послушаем теперь, о чем нам поведают гонцы, а Хасара пока с глаз вон, пусть погуляет, нервный он какой-то. Оказывается, дедушка поверил в сказку, объявил праздник и всей приближенной толпой отмечает мою преждевременную кончину в специальной палатке, расшитой золотом. Вот дает, даже палатку для такого случая заготовил! А ведь это, кажется, удача!

Расслабившись от ощущения наступившей безопасности, враги решили провести отдых на пленэре и разбили лагерь в чудесной своей красотой горной местности с прекрасным ущельем, языком вдающимся в живописные горы. Выпивают, закусывают, на посторонние шумы не реагируют. Охрана по минимуму. Надеюсь, тоже себя не обижает, прихватила кумыс, и под вяленую конинку потребляет его с чесночком. Благодать! И, главное, расположились перед самым входом в это дивное ущелье, немного их туда подтолкнуть, и какой шикарный мешок получится! Там тысяч двадцать-тридцать, у меня с собой пятнадцать, в лагере пять, но народ постоянно подтягивается.

Сейчас первая половина дня. Скакать надо примерно сутки, если все быстро вчерне спланирую, разведку пошлю, то она туда сегодняшней ночью прибудет. Осмотрится, местность уточнит, немного охрану почистит. Пять тысяч под командой Архая отправлю вперед одвуконь, дадим им самых свежих лошадей. Прибудут ближе к утру, перекроют пути отхода, обозначат и сосредоточатся на направлении главного удара.

Я с десятью тысячами появлюсь утром, но надо постараться прибыть еще в темноте и с ходу на изнемогающих конях (потерпят еще немного) по обозначенному Архаем направлению нанести удар. Шар упадет в лузу, то есть в ущелье. Начнется паника, как же без нее, инстинкт предков. Внутрь не пойдем, окружим и станем медленно душить, нужно беречь людей. Постоянно подходят подкрепления из нашего лагеря, и надо организовать посты на всем пути следования, пусть всех желающих повоевать заворачивают к нам. Тысяч десять еще подойдут в течение суток. Определимся с составом для проведения блокады и организуем работу по сменному графику: восемь часов повоевал – еда, отдых, покой. Новые табуны подойдут, лошади свежие. Может, враги сами сдадутся, поглядим. Ну что, погнали?

…Гладко было на бумаге, да… Не только кони выдохлись в этой скачке, но и люди. Поэтому наш первый удар отразили, и пришлось резаться всерьез. С трудом, но загнали врага внутрь ущелья. По поводу запланированной пересменки тоже пришлось облизнуться, не судьба пока моим неграмотным товарищам попользоваться плодами просвещения и цивилизации. Только-только хватило народу держать периметр.

Стойкость в данной ситуации враги проявили необычайную, трое суток, день и ночь, резались и не сдавались – без еды, без отдыха, без надежды, без организации. Хитрый дед бросил все свои усилия на спасение себя любимого и преуспел. Говорят, ночью, второй или третьей, скрылся со своим узким кругом. Вот как он это сделал – не говорят, не знает никто, и я не пойму. В общем, к концу третьих суток подыхали от усталости обе стороны, но сдаваться пришлось той, которой просто некуда было деться. Количества жертв пока не знаю. Выйдем из ущелья и на отдыхе будем считать наши раны и потерянных товарищей. А пока – победа. Победа!

Воевали – веселились, подсчитали – прослезились. Что-то мне пословицы все в голову лезут, наверное, такая голова. Пустая. Из моих более-менее подготовленных пятнадцати тысяч осталось чуть больше десяти. Из двух тысяч шестисот офицеров погибло примерно триста. Остальных, лежащих в ущелье, уже друг от друга не отличить, тысяч тридцать жмуриков с обеих сторон. Это на глаз, никто не хочет заниматься подсчетами.

Кроме десяти тысяч, в которых уверен, к концу недели я располагаю примерно сорока тысячами воинов, принесшими мне присягу. Это и бывшие вражеские воины, и подошедшие наши, и даже с той стороны границы подтянулись неизвестно чьи племена. По уже сложившемуся правилу, в каждую присягнувшую группу назначаю командира из преданного мне корпуса, иногда нескольких – на ключевые руководящие посты, от сотника и выше. Бывший вождь остается в своей группе кем-то вроде комиссара, но мое нововведение в корне отличается от института комиссаров гражданской войны. На нем теперь снабжение и регулирование гражданских дел внутри рода. В военные вопросы – ни-ни. Не рядовой, конечно, но с правом только совещательного голоса. Остался мой дядя Генерал без своих трех тысяч воинов. Кроме сиюминутной выгоды с дисциплиной преследую следующую цель – по окончании военных действий роды расползутся по степи, все забудут и начнут своевольничать. При наличии внедренного мною руководства никуда им от обязательств не деться, а убьют кого – приду и накажу, ибо – бунт!

Фактически я раздаю все роды в аренду, в пользование, в собственность доверенным лицам, образуя новую касту – служилое дворянство. А действую так, чтобы было понятно, все они мои: и бывшие хозяева родов, и офицеры, и народ, и воинская добыча – вся моя, я ею сам распоряжаюсь, награждая достойных. И попробуй теперь один из моих офицеров напасть на другого, на его род, на мою собственность. Всей массой навалюсь, ибо – царь! Хорош разбойничать, работать надо, табуны пасти. Меняем феодальную раздробленность на просвещенный абсолютизм. Надеюсь, в этот раз не шило на мыло. И уж совсем робко надеюсь, что абсолютизм получится просвещенным, я все-таки кандидат технических наук.

Никто не протестует, хоть с маслом их ешь, сами намазываются. Восток дело тонкое. Любую мягкость и доброту воспринимает как слабость, и сразу – нож в спину. А сожмешь в кулак, чтобы только писк раздавался – видишь понимание в глазах. Тем более что после этой последней битвы мой авторитет в их глазах, то есть кулак у носа, – о-го-го!

Нет критики, приходится все изобретать самому. Наверняка чего-то недодумал. Кому такой подход не по нраву – вон из моей степи. Сейчас еще недельку передохнем и проведем победоносный рейд по всему возвращенному мне свободному Востоку, а далее двинемся в бывшие срединные ханства принуждать племена к миру, рассылая во все стороны гонцов и разведчиков с лозунгом: присягай или проиграешь! Цель – выгнать всю недовольную шушеру в западное ханство, пусть потом мой коллега с ними мучается. Объединю Восток и Центр, буду ханом грязных дикарей, а он, на Западе, ханом культурных.