Сердце зверя - Татьяна Корсакова

Дорога привела ее на этот странный остров. Про остров Софья тоже слышала. Кто же не слышал о таком диве, как настоящий замок посреди озера! Но одно дело – слышать и совсем другое – видеть своими собственными глазами. Остров был странен, мрачен и неприветлив, как и мастер Берг. Богатства свои от чужих взглядов он прятал за пеленой рассветного тумана и показал во всей красе, лишь когда их лодка уже почти причалила. Маячная башня, черная, чешуйчатая, похожая на взметнувшуюся к небу кобру. Дом таких причудливых очертаний, что назвать его человеческим жилищем не поворачивался язык. А еще мужчина, не старый, но выглядящий как старик, такой же странный и неприветливый, как остров. Софья уже почти смирилась, что они ее прогонят, и мастер Берг, и остров.

Не прогнали. Наверное, ей повезло. И чтобы не спугнуть свою хрупкую удачу, всю обратную дорогу Софья благоразумно молчала. Заговорила лишь, когда уже на берегу мастер Берг выбрался из лодки и, не оглядываясь, пошагал по пыльной дороге в сторону леса.

– Август Адамович, куда мы? – Она схватила саквояж со своими немногочисленными пожитками, виновато улыбнулась пареньку, который покрутил пальцем у виска, глядя в сутулую спину мастера Берга, почти бегом бросилась следом.

– Домой, – бросил он, не оборачиваясь.

Несмотря на кажущуюся немощность, шагал он быстро, Софья едва за ним поспевала. Саквояж был тяжелый, а помощь свою мастер Берг ей не предложил, не посчитал нужным. Да и бог с ним, главное, что кров предложил, а остальное – пустяки. Идти пришлось сначала лесом, потом полем, Софья умаялась и дышала тяжело, как загнанная лошадь. Лето выдалось на удивление жаркое. Или это только тут, в Чернокаменске? В Перми такой изнуряющей жары она не замечала. Впрочем, в Перми она вообще мало что замечала.

Город начался с редких, наособицу стоящих домов, но очень скоро раскинулся неширокими улицами, спрятанными за высокими заборами подворьями. В Чернокаменск Софья приехала почти ночью, так что город толком разглядеть не успела и вот сейчас всматривалась внимательно, стараясь не упустить ничего важного. В городе не было ничего особенного – обычный провинциальный городок, мало чем отличимый от большой деревни.

Нужный дом Софья узнала сама, без подсказки Августа, по какому-то сиротливому виду, по потускневшим, давно не мытым окнам, облупившимся резным наличникам, по несвойственной обитаемым домам тишине. Мастер Берг немного повозился с калиткой, сказал растерянно:

– Надо же, петли заржавели.

Петли и в самом деле заржавели, скрипнули протяжно, и Софье показалось, что горестно, а мастер Берг вздохнул, распахнул дверь, пропуская гостью вперед. Сам замешкался, словно боялся переступать невидимую границу, и она испугалась, что вот прямо сейчас, стоя на пороге собственного дома, он передумает, посмотрит своим равнодушным, выцветшим взглядом и велит убираться к чертовой матери.

Не передумал, аккуратно затворил за собой калитку, вслед за Софьей шагнул на поросший лебедой и бурьяном двор.

– Вот оно как, – сказал, сбивая носком сапога толстый лист лопуха. – Дуне бы не понравился такой беспорядок.

Софье он тоже не понравился, но она благоразумно предпочла промолчать. С замком на двери мастер Берг возился так же долго, как и с калиткой, но причиной тому были не заржавевшие петли, он просто боялся войти в дом. Или впустить в дом чужака? Наверное, все же второе, потому что, решившись и переступив порог, он сказал:

– В этом доме убили мою жену.

Так и сказал «убили» и на Софью посмотрел исподлобья, проверяя, не испугается ли. Не испугалась. Пуганая она, да и папа всегда говорил, что мертвецов бояться не нужно, бояться нужно живых. Наверное, Берг понял или догадался, что настроена она решительно, потому что отступать ей некуда, снова вздохнул.

– Я с тех самых пор тут не живу. Не могу. А вы живите, если сможете.

– Я смогу, Август Адамович. – Саквояж свой Софья поставила возле стенки, осмотрелась.

Некогда этот дом был светлый, обласканный хозяйской заботой. Следы этой заботы до сих пор виделись в вышитых занавесках, пестрых половиках, в белоснежных печных боках, давно увядших комнатных цветах и тронутых пылью золоченых окладах икон. И наверное, вернуть его к жизни получится очень скоро. Надо лишь постараться. А уж она постарается, ничего другого ей не остается. Вот только отогреть обиженный невниманием людей дом будет куда проще, чем добиться доверия или хотя бы терпимости отказавшегося от него хозяина.

– Еды, сами понимаете, нет. – Мастер Берг распахнул окно, передвинул вазон с мертвым цветком, – но в кладовке должны были остаться мука и крупы. В погребе соленья, Дуня очень вкусные делала огурчики… Помнится, с салом и картошечкой… – сказал и, сев за стол, уронил голову на руки.

– А хотите, я обед приготовлю? – Софья понимала, тоскует он не по картошечке с солеными огурчиками, а о своей убитой жене, но ничем другим поддержать его не могла, как и отблагодарить. – Я сейчас осмотрюсь, гляну, что можно приготовить, а вы печь пока растопите. Хотите, я к соседям загляну, молока куплю, блинчиков вам испеку? Что скажете, Август Адамович?

– Что скажу? – Он посмотрел на нее ставшим вдруг тяжелым, мутным каким-то взглядом. – Я скажу вам – не старайтесь мне понравиться. Не нужно мне все это. – Он неопределенно развел руками. – И вы мне тоже не нужны, уж не обессудьте. Вы мне даже не седьмая вода на киселе, так что просто живите и мне жить не мешайте, чтобы я невзначай не пожалел о своем решении.

Уже жалеет. Пустил в дом седьмую воду на киселе и злится за собственную доброту. Софья не стала ни извиняться, ни оправдываться, сказала просто:

– Я все поняла.

– Вот и хорошо. – Мастер Берг встал, давая понять, что разговор их закончен и в доме он больше оставаться не намерен. – С остальным, я думаю, вы тут сами разберетесь. Об одном прошу, не меняйте здесь ничего, не надо.

– Спасибо. – Что она еще могла сказать человеку, который не рад ни ей, ни собственному решению? – Я присмотрю за ним.

– За кем? – спросил он, остановившись на пороге.

– За домом. С ним все будет хорошо.

– С домом? – разглядывал внимательно, всматривался так, словно пытался прочесть Софьины мысли. – Вы думаете, ему не все равно? Думаете, он что-то чувствует?

Софья хотела спросить, не думает ли и он так же, но не стала, поняла, что не ответит, хотя ответ этот и очевиден. Человек, умеющий создавать такие удивительные вещи, как тот маяк, что она видела на острове, не может не верить в то, что у дома может быть душа.

– Я думаю, одиночество не идет на пользу ни людям, ни домам.

Мастер Берг ничего не ответил, лишь хмыкнул многозначительно и, не прощаясь, вышел из комнаты. Означало ли это, что он доверил заброшенный дом ее заботам? Софье хотелось думать, что да.

* * *

Мальчишка-посыльный явился на маяк утром следующего дня, замер на пороге, не решаясь войти внутрь.

– Чего тебе? – спросил Август, окидывая незваного гостя хмурым взглядом.