Не родной папа - Ольга Тимофеева

— Абсолютно верно.

— Я учусь на маркетинг, но не уверена, что это мое. Просто когда-то с мамой выбрали. Я поступила на бюджет. Но так этим как ты не горю.

— Ты неплохо готовишь, может, тебе надо было идти в повара или кулинары?

Пожимаю плечами в ответ. Я не знаю.

— Домой тоже пешком пойдем или устала и такси вызвать?

— Я бы поехала, но Вовка не уверена, что согласиться.

— Нами он манипулировать точно не будет. Поэтому, если ты устала и хочешь домой, то мы поедем домой.

— Спасибо. Валер, когда придем, ему еще спать надо будет лечь. А то я боюсь, пока ты дома он не согласится спать.

— Договоримся, не волнуйся.

Вовка, как будто чувствует в Валере авторитет. Слушается его во всем.

Обедаем, спать ложится. Оставляет нас наедине.

Я специально долго посуду мою. Валера задумчиво следит за мной, ждет, когда освобожусь.

Я догадываюсь о чем, он хочет поговорить. Надо решать что-то но мне так страшно. Переходить на эту сторону. Отступить потом нельзя будет. Вернуться нельзя будет.

Я и не хочу возвращаться. Но если с Валерой что-то не получиться, то это будет тупик. Вернуться будет уже некуда.

— Валер, вот номер телефона Елены Владимировны. Это мамина двоюродная сестра. Она согласилась помочь с Вовой, только сказала, что денег на все процедуры у нее нет. И, если ей насильно впихнут его, она откажется и отдаст в детдом.

— Хорошо, я позвоню ей сам, решу это. Расскажешь мне о том, что у вас происходило в семье? — Сзади становится и упирается руками в столешницу. Но между нами сохраняется расстояние.

Уйти и избежать от него никак сейчас.

— Я настолько тебе безразлична? — Разворачиваюсь и в глаза заглядываю.

— Почему? Наоборот. Я помочь хочу.

— Валер, у тебя была в жизни драма какая-нибудь? Трагедия? Такая, чтобы душу выворачивала?

— Была.

— Хотел бы снова в это окунуться? Пережить? Рассказывать это все? Страдать? Вспоминать? — Молчит. Как я и думала. — Зачем ты меня заставляешь? Хочешь, узнать, насколько он был извращенцем и какой у меня предел? — Губы поджимаю, чтобы больше ничего не сказать, хотя все уже давно хочется выплюнуть. Если бы только можно было от воспоминаний с такой рвотой избавиться. Я бы с удовольствием.

Валера делает шаг ко мне и обнимает.

— Прости.

В шею ему утыкаюсь. Пахнет вкусно так. Сейчас понимаю, что мне этот запах уже знаком и навсегда будет ассоциироваться с надежностью.

Его рука по моей спине спускается до поясницы. В ней чувствуется и сила одновременно, и защита от жестокости. Так тепло. Так уютно. Руки сами на поясницу ему ложатся, а губы касаются шеи.

Тот самый момент, когда или туда вместе, или кто-то должен остановиться. Но никто не останавливается. На цыпочки приподнимаюсь и с его губами встречаюсь. Так желанно.

Он такой взрослый. Уверенный. Что теряюсь и не понимаю, что во мне нашел. Что сейчас им движет и подталкивает к тому, чтобы целовать меня. И это не выглядит как утешение. Это взаимно.

Кто у него был до меня? Сколько? Устал от тяжелых отношений с женщинами и хочется легкости?

Руки на талии приподнимают меня и усаживают на столешницу. Так выше. Наравне. Перед прошлым и настоящим.

Знаю точно, что он ничего не сделает против моей воли, поэтому ноги раздвигаю, чтобы он был ближе.

Думала, буду мужчин сторониться до конца жизни, но этому доверяю. Может и зря, но пока только ему и могу.

Кожа под его поцелуями начинает гореть. Покалывать от прикусывания. Но отпускать совсем не хочется. За шею Валеру обнимаю, чтобы чувствовать острее.

И внутренне “фак” отчиму показываю, который всегда говорил, что после него у меня нормальных мужиков не будет. Я не смогу ни с кем. Буду хотеть этой жесткости. А нет.

Нежности мне хочется тоже. Даже больше сейчас. Не вспоминать. Не вспоминать, Ева. И не сравнивать. Никогда.

Одновременно не хотелось, чтобы это заканчивалось, но страшно было, а что дальше?

Звонок моего нового телефона и мы наконец отрываемся друг от друга.

— Кто там? — Кивает Валера, а я спрыгиваю и иду к телефону. Сама боюсь безумно и молюсь, чтобы только отчим меня не нашел. Пожимаю плечами, когда вижу незнакомый номер. — Отвечай тогда.

Сглатываю и откашливаюсь.

— Алло.

Валера ко мне подходит. На меня внимательно смотрит, но знаю, что на самом деле слушает, чтобы понять, кто это.

— Это из университета. Добрый день. Ева Смолина?

— Да. — Выдыхаю, успокаиваясь.

— Освободилось место на стажировку в Англию по обмену. У вас высокий средний бал и мы бы хотели вам предложить.

Прикусываю губу и поднимаю глаза на Валеру. Слышал или нет? Предложение — моя мечта. Но, к сожалению, слишком поздно.

— Спасибо за предложение, но у меня не получится.

— Поговорите с родителями, подумайте до среды. Потом перезвоните и скажите результат, может что-то изменится. Это очень хорошая программа. Обучение и проживание бесплатно, оплатить надо будет только перелет.

Прощаюсь и отключаюсь. Так и стою с телефоном в руках.

— Что хотели? — снова переспрашивает Валера.

— Я когда-то давно подавала заявку на стажировку за границей. Мама еще была жила, а я хотела уехать от них. Пожить одна. Теперь только мою заявку рассмотрели и предложили. Но куда теперь? Не с Вовкой же ехать.

— Откажешься?

— Другого варианта нет.

— Нет. — Кивает. — И я тоже не хочу тебя отпускать.

— На следующей неделе позвоню и откажусь.

Пытаюсь говорить это спокойно и уверенно, чтобы не выдать своего разочарования. Я так мечтала об этом. Быть подальше отсюда, от отчима, от всего, что о маме напоминает. И, если бы не брат, не задумываясь уехала бы. Но я не могу просто развернуться к нему спиной, отдать в детдом или вернуть отцу, а сама — спокойно учиться после этого.

Я помогаю спасать ежедневно несколько жизней, за неделю набирается пару десятков. За месяц около сотни. Но это все не дает внутри спокойствия.

Чувство, что близкому я так и не помог не отпускает. Сколько лет прошло уже… И сотни операций, и спасенных людей никогда не перекроют ту единственную боль. Я не смог спасти родного человека.

Да, я был маленький. Да, я ничего не понимал в медицине. Да, врачи сделали все, что смогли. Но это все они. Я не сделал ничего.

Сейчас все эти люди были мне чужие. Они приходили и уходили. Сменяли друг друга. Спасая их, как будто в копилку складывал по монетке свое раскаяние. Ждал, когда она наполнится, и я смогу купить прощение самому себе. Только ощущения, что пришло время разбить копилку, не было.