В сумерках близкой весны - Ирина Берсенёва

сынок. У нас всех теперь новая жизнь.

– Согласен. Но в последнее время часто думаю о том, как мы жили. Бабушка тоже умерла. Я помню, как мы прятались у неё, тайком перевозили вещи из квартиры, пока отец спал пьяный или, наоборот, где-то пил. Мы все ютились в одной бабушкиной комнатке, а вещи складывали в сарай. Помнишь платяной шкаф? Мы его с тобой вдвоём везли на тележке. Тяжеленный. Я боялся, что он упадёт, и мы его не сможем поднять и снова уложить на тележку.

– Хороший шкаф. Сейчас таких не делают.

– Я его ненавидел.

– Нельзя ненавидеть шкаф.

– А я ненавидел.

– Твой отец был невыносим. Все страдали.

– Зачем мы этот шкаф каждый раз с собой брали? Можно было и так уйти, без вещей.

– И твоему отцу оставить? – покачала головой мама. – Ну уж нет. Вдруг бы сломал или испортил? А скорее всего – пропил!

– Новый бы купили.

– Какой ты! На это деньги нужны, а их не было.

– Я боялся этого шкафа больше, чем отца.

– Какие глупости ты говоришь, Женька! Как можно шкафа бояться?

– Боялся, что не смогу вытащить его из квартиры и погрузить ровно на тележку. Боялся, что отец увидит.

– Я же тебе помогала.

– Как воры убегали.

– Какие ещё воры? Это наши вещи, кровные!

– А мы, как воры!

– Глупый какой!

Он помолчал. Не хотелось продолжать разговор о том, как они перевозили тайком от отца вещи. Потому что Евгению казалось, что он теряет собственное достоинство. И злился, ненавидя этот шкаф, который сейчас спокойно стоял в спальне у мамы.

– Всегда заканчивалось благополучно. Мы переезжали и разбирали вещи.

– Бабушка плакала и жалела нас.

– Ей тоже доставалось. Помнишь, однажды твой отец ей выбил окно?

– А потом вставлял, когда вы помирились. Хорошо, что лето было.

Мама печально улыбнулась:

– Вообще-то он неплохой был, когда мы познакомились. Весёлый, на гитаре играл. Рыбалку любил.

– Про рыбалку я знаю. А ты его любила?

– Наверно.

– Не можешь сказать?

– Я не помню.

– Если не любила, то зачем замуж вышла?

– Ты мне часто этот вопрос задавал когда-то.

– Сейчас я уже не ребёнок, так что можешь ответить прямо.

Мама вздохнула, помолчала несколько секунд, собираясь с мыслями. Она тоже была пьяна, поэтому поговорить о бывшем муже получилось с лёгкостью. Задумчиво улыбнулась, прикрыв глаза.

– Саша был старше меня на шесть лет. Очень красивый. Все девчонки сходили по нему с ума. Но он обратил внимание на меня. Мне тогда было семнадцать, а через два года родился ты. И мы поженились.

– И всё? Какой-то короткий рассказ.

– А что ещё?

– Он не пил в то время?

– Выпивал. Все мы выпивали. Разве это запрещено? Раньше мы собирались компаниями. Было весело. Танцевали под «Ласковый май» и Андрея Губина. Детей оставляли родителям. Были слишком молоды, чтобы заниматься вашим воспитанием. Да это и нормально, когда бабушки сидят с внуками.

– Я помню, как отец брал нас с Яном на рыбалку. Наверно это самое лучшее воспоминание. Большего я не помню, да и не было ничего!

– Он любил вас. Радовался, что у него два сына. Анюта получилась случайно, девчонка, как две капли воды похожа на него. Но Саша её не замечал.

– Ей повезло.

– Почему ты так говоришь? Он вас с Яном сильно любил, а Аню нет, потому что девочка. Где уж там, повезло!

– Повезло в том, что не обращал на неё никакого внимания. Я мечтал стать невидимкой. Ты никогда не думала о том, чтобы развестись с ним?

– Так я и развелась.

– Но это случилось, когда я был в армии. Уже не имело значения. Я говорю про те времена, когда мы постоянно убегали и прятались.

– Я не хотела, чтобы он достался кому-то из моих подруг. Ведь он до самой смерти оставался очень красивым. Водка не испортила его внешности. Ты помнишь его лицо? Восхитительное!

– Ты серьёзно? Не шутишь?

Евгений снова вспомнил о сигаретах, курить хотелось сильно, но разговор затягивал, он не понимал слов матери. При чём здесь красивое лицо, когда приходилось спасать свои жизни? Ему захотелось развить эту тему. Получается, мама ревновала отца. И ревность не позволяла уйти от него.

– Я имею в виду, что он не отпустил бы меня! – Поняв, что сболтнула лишнего, мама суетливо продолжила разговор: – Он всегда меня возвращал. Хоть бы на край свете убежала – вернул бы! Всегда мне говорил, чтоб я от него не смела бегать, всё равно вернёт.

– Если бы ты подала на развод…

– Я подала! И давай не будем больше об этом.

Они помолчали, обиженные друг на друга. Евгений ориентировался на свои чувства, поэтому заговорил снова:

– Мам, он мог убить нас, тебя и меня. Ян к этому времени уехал, а на Аньку никто не обращал внимания. Её будто не было. Но мы с тобой!

– Тебе пришлось нелегко. Я знаю.

– И тебе тоже.

– Зачем вспоминать это?

– Надо поговорить. Мы никогда не говорили об этом.

– Но ты не хочешь говорить. Ты хочешь осуждать меня. Мы, ваши родители. И надо любить нас такими, какие мы есть. Вот так, сынок. Ты бы не вырос таким хорошим мальчиком, если бы не мы.

– Нервным и трусливым? – усмехнулся Евгений.

– Не говори так. То, что ты сделал, не трусость, поверь мне, а очень мудрый поступок.

– Ты о чём сейчас? – насторожился он.

– О том, что бросил наконец эту. Давно надо было.

Заплакал ребёнок. Мама тяжело поднялась и пошла в комнату, где он спал. Сказала, что мальчик хочет попить молока. На пороге она обернулась:

– Женька, забудь про него, про отца! У нас сейчас совсем другая жизнь! Мы все счастливы! Ян, Анюта, я с Маратом.

– А я?

– И ты тоже, дурачок! Пойми это, наконец! Вот именно теперь, без этой и её сына, ты по-настоящему счастлив!

7.

Это случилось в году восемнадцатом или девятнадцатом. До трагедии оставалось время, но она уже стояла у порога. Евгений тогда был слеп и расслаблен. Он ничего не замечал.

Кажется, её звали Вика. Она пришла к Ане, какая-то знакомая, откинула назад рыжие волосы, вздохнула и сделала глоток воды из бутылки с лимонадом. Грациозно присела на краешек дивана. Евгения позвали починить кухонный стол. Он пришёл и занимался делом, но слышал каждое слово, которое говорила Вика. Сестра с мамой её внимательно слушали, не перебивая.

– Нам с мужем хотелось второго ребёнка. Дочери уже исполнилось пять лет. Она у нас прекрасная, умная девочка. В детском саду её все любят. Её