Снова влюбляюсь в тебя - Мелани Милберн

Фрэнки гладила его спину и плечи, подгоняя его беспокойными движениями таза. Габриэль навис над ней, потерся о ее лоно своей возбужденной плотью, а потом резко вошел в нее. Фрэнки громко ахнула, потрясенная острой болью, пронзившей ее, когда ее нежные мышцы пытались вместить его.

Габриэль отпрянул и в ужасе посмотрел на нее:

— Я сделал тебе больно?

Фрэнки прикусила нижнюю губу, избегая его взгляда.

— Э‑э‑э, не совсем…

Он приподнял ее подбородок, и она увидела в его глазах потрясение и страх.

— Я думал, ты готова. Я слишком поторопил тебя? Извини, я не…

— Ты не торопил меня…

Господи, неужели ей придется произнести это вслух?

В комнате воцарилась тишина.

— Бог мой… — Габриэль побледнел и тяжело сглотнул. — Ты была… девственницей?

Он вскочил с кровати, словно Фрэнки носила в себе какой‑то смертельный вирус. Потом снял презерватив и закрыл глаза на секунду, будто надеялся, что когда откроет их снова, то обнаружит, что ничего не случилось.

Фрэнки села и обхватила руками согнутые колени, внезапно устыдившись собственной наготы.

— Ты говоришь так, словно это какая‑то заразная болезнь.

— Почему ты не сказала мне? Почему? — нервно провел по волосам Габриэль. На его лице отразилось чувство вины. — Я сделал тебе больно.

Фрэнки с трудом сдерживала слезы.

— Потому что мне было стыдно.

— Но чего тут стыдиться?

Она закатила глаза и прикрылась покрывалом.

— Мне двадцать пять. Большинство девушек теряют девственность в подростковом возрасте. А я прождала еще десять лет.

— На это есть какая‑то причина? — Тон Габриэля немного смягчился.

— Не совсем… — потупила взгляд Фрэнки. — Ну, возможно…

Габриэль снова натянул брюки, и звук закрывающейся молнии буквально разрывал тишину. Потом он подошел и, сев на краешек кровати, взял Фрэнки за руку.

— Ты готова поговорить об этом?

Фрэнки шумно вздохнула.

— Когда мне было шестнадцать, я флиртовала с одним парнем. Я влюбилась в него. Отчаянно. Мы начали встречаться, но я случайно услышала, как он говорит одному из своих друзей, что собирается переспать со мной, чтобы потом похвастаться перед всеми. Я была для него всего лишь очередным трофеем. Пережив такое унижение, я больше ни с кем не встречалась.

— Мне жаль, — нежно поглаживая ее руку, сказал Габриэль. — Некоторые парни могут быть настоящими кретинами. Но теперь я чувствую себя кретином, потому что причинил тебе боль. Я никогда не притронулся бы к тебе, знай я…

— Именно поэтому я ничего не сказала. Я боялась, что ты не захочешь заняться со мной сексом. Посчитаешь меня какой‑то неправильной.

— Дорогая, не говори глупости, — возразил Габриэль и положил ей руку на плечо. — Конечно, я бы сначала подумал хорошенько. Но сейчас я чувствую себя ужасно, зная, что сделал тебе больно. Мне стыдно. Если бы я мог прокрутить эти несколько минут назад, я бы поступил по‑другому.

— Мы могли бы включить перемотку… разве нет?

Габриэль вздохнул и убрал от нее руки.

— Мы вернемся к платоническим отношениям. Так будет лучше.

— Платоническим? — выдавила Фрэнки. — Ты серьезно? Неужели я настолько плоха в постели, что тебе противно прикасаться ко мне? — Ее подбородок задрожал, и она прикусила губу.

Габриэль тихо чертыхнулся, снова присел рядом и взял ее руки в свои.

— О, Фрэнки. Что мне делать с тобой? — Он мягко поцеловал ее в лоб и посмотрел в ее глаза, полные слез.

— Ты назвал меня Фрэнки…

Он улыбнулся и убрал прядку волос с ее лица.

— Назвал. — Он взглянул на ее губы и шумно вздохнул. — Дорогая, послушай меня. Между нами ничего не будет. Ни сейчас. Ни потом. Я поступлю неправильно, если…

— Но ты сам говорил, что мне решать, будет наш брак полноценным или нет. — Она вцепилась в его руку. Еще чуть‑чуть, и она начнет умолять его. — Ты сказал, что будешь рад услужить. Слово в слово.

Габриэль слегка покраснел, и в его глазах отразилось мучительное страдание. Он поднялся с кровати и сжал руки в кулаки, словно боролся с желанием потянуться к Фрэнки.

— Пожалуйста, не напоминай мне, что я тогда говорил тебе. Я думал, что у тебя есть опыт в таких делах. Это единственное оправдание моему поведению.

— По‑твоему, я должна была кричать об этом на каждом углу? — зло посмотрела на него Фрэнки. — Эй, послушайте. Я девственница в свои двадцать пять лет. Считаешь, это вызвало бы всеобщее одобрение?

— Извини, — провел ладонью по лицу Габриэль. — Но я думаю, что нам следует остановиться на этом. Сегодня выдался непростой день, и это повлияло на твое решение.

Фрэнки поднялась с кровати, прижимая к себе покрывало.

— Утром мы отправляемся в свадебное путешествие. Или это тоже отменяется?

— Нет. Мы полетим в Марсель, как и договаривались. Смена обстановки пойдет нам на пользу. — Он сдержанно кивнул и вышел из спальни, решительно закрыв за собой дверь.

Фрэнки села обратно на кровать и понуро вздохнула. Похоже, ее ждал тот еще медовый месяц…

Габриэль налил себе выпить и вышел на террасу. Он боялся оставаться в доме. Внутри его шла напряженная борьба между порядочным человеком, которым он себя считал, и темной его частью, которой хотелось послать все к чертям и броситься обратно в спальню, чтобы заняться жарким сексом с Фрэнки.

Ему становилось дурно при мысли, что он сделал ей больно. Он был так потрясен, что едва не лишился дара речи. Он причинил ей боль. Габриэль испытывал к себе отвращение за то, что не был достаточно чутким, что не постарался сделать так, чтобы Фрэнки не стыдилась сказать ему правду.

Это еще раз напомнило ему, что они принадлежали к разным мирам — он осквернил ее чистоту и невинность. Он поступит правильно — правильно и достойно, — если оставит ее в покое. Фрэнки хранила себя для человека, который женится на ней и даст ей то, о чем она мечтала. Чего заслуживала. Он даст ей будущее. Семью. Счастливую совместную жизнь.

Габриэль стыдился, что не осознал этого раньше. Теперь он понимал, почему в прессе не появлялось никаких заметок о личной жизни Фрэнки. А ее отец никогда не говорил, что у нее есть парень. Фрэнки называли Снежной королевой, сдержанной и неприступной, и все потому, что в прошлом ей причинили боль. Она пережила унижение от какого‑то кретина, который не умел обращаться с женщиной с уважением.

Но разве сам Габриэль оказался лучше?

Он предложил ей краткосрочный брак. Предоставил ей выбор оставить их союз формальным или скрепить его физической близостью. Он пытался быть справедливым. Потратил состояние, чтобы спасти ее от финансовой катастрофы. Но что двигало им: добрая воля или алчность? Непреодолимое желание заполучить ее роскошное тело?