Негодяй в моих мечтах - Селеста Брэдли

Надо поздороваться. Так делают все люди. Сказать «Доброе утро».

Лорел бросила на него отчужденный взгляд и ничего не сказала. По тому, как напряжены были ее плечи и как тесно прижаты к телу сложенные руки, он понял, что внутри она вовсе не спокойна.

Что ж, он тоже волновался. «Наш ребенок».

— Да, наш ребенок, — откликнулась она ядовитым тоном.— Или ты готовишься отрицать это?

Он даже не понял, что произнес свои мысли вслух. События развивались тревожно. Представить только, что его сумбурные мысли найдут выход наружу! Тогда его наверняка запрут в сумасшедшем доме.

— Нет. Я ничего не отрицаю.

Еще один ледяной взгляд.

— Как вежливо. Как тебе это удается?

Смущение было ему чуждо, как, впрочем, и остальные эмоции. Джек просто не воспринял ее слова как оскорбление. У него была цель.

— Мелоди…

— Мне тошно думать, что ты даже не понял, что это была я.

Джек открыл рот, но сбивчивые мысли не хотели выходить наружу. «Знаю. Где-то глубоко внутри я понимал, что это была не Амариллис. Полагаю, это была единственная правда, которую я мог принять… потому что если бы это оказалась Амариллис, тогда то, что было мне нужно, оказалось бы неправильным… или, по крайней мере, было бы легко исправимым. А мне это было отчаянно нужно, понимаю, что, если бы у меня не было той ночи, я не дожил бы до утра. У меня был под рукой пистолет… И я был на волоске… после всех моих кошмаров…»

Но все же это не сорвалось с его губ. Проклятие! Он должен попытаться! Он должен заставить ее понять!

Впервые с той минуты, как вошел сюда, он посмотрел ей в лицо:

— Ты спасла мне жизнь… той ночью.

Она отвернулась и снова уставилась в окно. — И ты отплатил мне тем, что погубил мою.

Теперь он отвел глаза.

— Да, это так.

Лорел знала, чего он хочет. Это исходило от него волнами, как жар от нагретого солнцем камня. Если не обращать внимания на его неловкость, она отлично понимала его. Как всегда. Он хотел, чтобы она его простила и чтобы, он мог оставить у себя Мелоди.

Однако Лорел не поверит ни единому слову, которое вырывается с его уст. Ни единому. Она все это слышала раньше: обещания, мольбы, затем всплески гнева и наказания. Она отлично знала, как можно сломить человека заточением.

— Я хочу уехать, — холодно произнесла она.

— Куда… ты хочешь отправиться?

Она прикрыла глаза.

— Далеко. Далеко-далеко. Туда, где я смогу дышать и жить, чувствуя себя свободной. Туда, где никто не посмеет стать моим хозяином, не будет принуждать меня или как-то использовать. Я хочу каждое утро будить моего ребенка, видеть, как она смеется, улыбается и играет… и знать, что ее у меня никогда не отберут. — Она открыла глаза и, повернув голову, встретила его взгляд. — Дашь мне то, чего я хочу?

— Я… не могу.

Она подняла плечи и прислонилась лбом к прохладному стеклу.

— Тогда мне больше нечего тебе сказать.

Джек смотрел на Лорел, совсем не похожую на ту, которую он когда-то знал. Она была настороженной, как дикое животное в клетке. Она кипела такой яростью, что, казалось, сейчас сломается, словно одно какое-то слово обрушит треснувшие стены и даст этой ярости излиться на них обоих.

Однако он должен был заставить Лорел выслушать его. Ему нужно достучаться до нее, заставить ее понять, что для Мелоди дом был здесь.

— Наверное, ты удивляешься… Это мой клуб. Мы здесь живем, с женами и семьями… И это все для Мелоди…

Никакого ответа. Он решительно продолжал:

— Поначалу это было тайной… или они думали, что это тайна. Эйдан и Колин. Они держали Мелоди в своих комнатах и тайком протаскивали еду… — Это звучало по-дурацки, словно он говорил о домашнем животном. Лучше не рассуждать об этом. Он продолжал, запинаясь и все больше ощущая, что мысли скоро начнут лезть из ушей. — Служители… и члены клуба… все эти старички… они ее обожают. Мелоди так влияет на людей, она заставляет их… это просто нереально… Если бы ты была с ней знакома…

Лорел круто обернулась.

— Но я с ней не знакома. Я не знаю свою собственную дочь! — Она наступала на него, и каждый шаг был наполнен яростью.

— Все здесь — дамы, старички и слуги — все обожают мою дочь! — Она насмешливо скривила рот. — Я так дьявольски рада за них, что меня может стошнить!

Она вновь круто повернулась и, вернувшись к окну, прижала ладони к стеклу. Джек мог представить себе это ощущение холодной гладкости, словно она прикоснулась жаркими ладонями ко льду.

Разумеется, она права. Это было до ужаса несправедливо, что самый последний слуга в «Браунсе» знал о Мелоди больше, чем ее собственная мать.

Но Джек, решительно настроенный и неуклюже выражавшийся, продолжал. Это было трудно: говорить в спину молчащей ледяной статуе, хотя в каком-то смысле так было даже легче. В конце концов, хуже подумать о нем она не могла. Он продолжал попытки. Он сделает все, что в его силах, чтобы сохранить Мелоди.

Он должен ее сохранить. Без нее он вновь погрузится во тьму и больше никогда не вернется к жизни.

— Если ты поклянешься, что останешься в Лондоне… мы сможем… разделить ее.

— То есть я сдамся и буду поступать по-твоему, ты позволишь мне урывками видеть мое дитя.

— Ну-у… — Все шло как-то наперекосяк. Нет, наверное, ему пока не стоит заговаривать о женитьбе. — Да.

— Нет, я не стану делить ее с тобой. И в Лондоне я не останусь. Я не позволю тебе распоряжаться моей жизнью. Я заберу ее и увезу так далеко, что ты никогда не увидишь краешка наших юбок!

— Но это не… Ты поступаешь не…

— Что? Неразумно? Непослушно? Не как благопристойная леди? — Она презрительно фыркнула. — Если б я была благопристойной леди, Мелоди никогда бы не родилась. Или ты не помнишь мои поцелуи на тебе и твои руки на мне?

О, это он помнил великолепно. Даже краткое напоминание вызвало прилив жаркой крови в низ живота, чистое вожделение затопило все его мысли.

— Я… — «Думай! Не о влажных белоснежных бедрах и шелковистом водопаде ее волос, разметавшихся по твоему телу!» — Я не могу… не могу тебе позволить…

Она призналась, что идти ей некуда. И он не мог позволить Мелоди так вот исчезнуть в никуда!

— Я заберу ее, Джек. Заберу ее навсегда, сразу, как смогу. — Она повернулась и стала медленно обходить комнату, держась от него на почтительном расстоянии. Он поворачивался вслед за ней, стараясь не отрывать от нее взгляда. — Если ты думаешь, что я для этого слишком слабая, или глупая, или слишком бесхребетная, тебе предстоит немалое удивление. Вспомни, какая я умница. «Лорел и ее книжки». «Лорел и ее скучная одежда, ее разумная прическа»… Я была умнее любого, кто приходил в наш дом.