Ученик - Микаэль Юрт

– Мы могли бы пойти в кино, – предложил он.

– Сейчас лето.

– Это не ответ.

– Приятнее находиться на свежем воздухе.

– В помещении прохладнее.

Мю, похоже, секунду взвешивала, что лучше – прохладно или приятно, а затем кивнула.

– О’кей, но тогда выбирать фильм буду я.

– Ты выбираешь очень скучные фильмы.

– Я выбираю хорошие фильмы.

– Ты выбираешь фильмы, на которые пишут хорошие рецензии. Это не одно и то же.

Она подняла голову с его плеча и посмотрела на него. На прошлой неделе, когда «Синематека» начала показ фильмов французской новой волны, он стойко выдержал. Так что пусть будут космические корабли или ракеты, или что он там хочет посмотреть. Она пожала плечами.

– Ладно, ты выбираешь фильм, но тогда я выбираю ресторан.

– Заметано.

– Значит, можешь заказывать билеты по своей новой игрушке. – Она постучала по лежавшему у него на коленях планшету.

– Он не новый, и это не игрушка.

– Если ты говоришь, значит…

Она встала, наклонилась, поцеловала его в губы и пошла в спальню одеваться. Билли посмотрел ей вслед с улыбкой.

Ему она нравится.

* * *

На сегодня конец.

Тумас Харальдссон выключил компьютер. Некоторое время назад одна энергетическая компания распространила информацию о том, что если бы все выключали свою электрическую аппаратуру, а не просто переводили в режим ожидания, то за счет сэкономленной энергии можно было бы отапливать три крупнейших города Швеции. Или освещать. А, может, три виллы. Пожалуй, три виллы в трех крупнейших городах. Нет, такая формулировка кажется слишком обстоятельной. Ну да, он толком не запомнил, но речь в любом случае шла об экономии электричества, экономии ресурсов. Это важно, ресурсы Земли не бесконечны. А он ждет ребенка. Ему тоже должно что-нибудь достаться. Или ей. Поэтому он полностью выключил компьютер.

Харальдссон встал, пододвинул кресло к письменному столу и приготовился уходить, но тут его взгляд упал на папку об Эдварде Хинде, по-прежнему лежавшую у него на столе. Он остановился. Госкомиссия заинтересовалась и вернется обратно. Не повредило бы познакомиться поближе, правда, существует риск, что у него не будет для этого времени. Во всяком случае до завтра. Он бросил взгляд на часы. Йенни собиралась приготовить ужин к восьми. Ригатони с бараньим фаршем. Какой-то известный повар однажды готовил это блюдо по телевизору, и с тех пор оно стало у них дежурным. Когда оно появилось на столе в первый раз, Харальдссон сказал, что ему очень понравилось, и теперь у него язык не поворачивался открыть правду. Йенни зашла после работы в магазин и купила все, что требовалось, но, придя домой, захотела лакричного мороженого, поэтому Харальдссону предстояло еще заехать на бензоколонку. Может, он заодно возьмет напрокат какой-нибудь фильм. Посмотрели бы, пока еще есть время. Но тогда он определенно не успеет почитать про Хинде.

Решай, решай.

Он снова посмотрел на часы. До дома сорок пять минут. Пятьдесят пять, учитывая мороженое и фильм. У него в запасе оставалось полчаса. Конечно, не повредило бы иметь к следующему визиту Госкомиссии личные впечатления о Хинде. При всем уважении к отзывам психологов и отчетам он все-таки обладает значительным опытом общения с преступниками и смог бы внести свою лепту. Возможно, ему удастся в доверительной личной беседе заставить Хинде раскрыть нечто такое, чего тот не скажет на более традиционном допросе Госкомиссии. Ведь Харальдссон придет туда не в качестве полицейского, а, скорее, по-дружески. Еще раз быстро взглянув на часы, он решил нанести краткий импровизированный визит в спецкорпус.

* * *

Эдвард Хинде удивился, когда около половины седьмого за ним пришли охранники и вывели его из камеры. Обычно после шести, когда приносили ужин, ничего не происходило. Ему давалось двадцать минут, чтобы поесть, после чего поднос забирали, и он оставался в одиночестве до побудки в половине седьмого на следующий день. Двенадцать часов наедине со своими книгами и мыслями. Каждый день. Как по будням, так и по выходным. Лишенные событий часы, ставшие с годами половиной его жизни.

Правда, в другую половину суток тоже происходило не слишком многое. После завтрака он проводил двадцать минут в ванной комнате, а затем ему давался час на прогулку во дворе. В одиночестве. Обратно в камеру на обед, после чего час в библиотеке и еще часовая прогулка. Последняя была добровольной, если он хотел, то мог продолжать сидеть в библиотеке. Чаще всего он предпочитал оставаться там. Снова ванная комната, потом камера – ожидание ужина.

Раз в две недели он встречался с психологом. Каждый раз по часу. За прошедшие годы Эдвард встречался со многими, и их объединяло то, что они незамедлительно ему наскучивали. Вначале своего пребывания в «Лёвхаге» он говорил то, что им хотелось услышать, но теперь он даже не утруждался. Казалось, им все равно никто больше не интересуется. Четырнадцать лет без видимых успехов охладили энтузиазм самых упорных. Последний по счету, похоже, даже не прочел журналы своих предшественников. Тем не менее визиты продолжались. Ему следовало не только нести наказание.

Ему следовало проходить реабилитацию.

Улучшаться как человеку.

Рутина и бессмыслица заполняли его дни. Его жизнь. Отклонений почти не было случалось. Но этим вечером случилось. Два охранника забрали его из камеры и отвели в одну из комнат для свиданий. Давненько он тут не бывал. Сколько лет? Три года? Четыре? Больше? Он не помнил. Комната, во всяком случае, выглядела так же, как тогда. Голые стены. Мелкая решетка на окнах из небьющегося стекла. Два стула. Между ними стол, привинченный к полу. На столешнице две крепко приделанные металлические дуги. Охранники проследили за тем, чтобы он сел на один из неудобных стульев, и пристегнули ему руки наручниками к металлическим дугам. Затем удалились. Эдвард остался сидеть. Скоро выяснится, кто захотел с ним поговорить, поэтому размышлять над этим не имело смысла. Он попытался припомнить, с кем встречался в последний раз, сидя прикованным к этому столу, но так и не сообразил, прежде чем услышал, как дверь открылась и кто-то вошел. Эдвард подавил желание обернуться. Остался сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой. Незачем создавать посетителю ощущение, будто его ждут. Шаги у него за спиной смолкли. Вошедший человек остановился. Вероятно, разглядывает его. Эдвард знал, что тот видит. Маленького худощавого мужчину, чуть более метра семидесяти ростом. Жидкие волосы скрывают воротник, слишком жидкие для такой длины, по крайней мере, если претендуешь на хороший вид. На нем была та же одежда, что на всех пациентах закрытого отделения. Мягкие хлопчатобумажные брюки и простая хлопчатобумажная рубашка с длинными рукавами. Подойдя, посетитель увидит чуть водянистые голубые глаза за очками без оправы. Бледные, слегка ввалившиеся щеки с не отросшей за несколько дней щетиной. Увидит человека, выглядящего старше своих пятидесяти пяти лет.