Потери и находки - Вера Чиркова

— Запомни накрепко, сила — страшная вещь. И удержать ее в руках, но не упасть в пропасть жадности, жестокости или вседозволенности может только сильный духом человек со справедливой душой. И это основной наш закон, незыблемое правило — всегда помогать своим и никогда не обижать неповинных. А еще — стараться как можно реже показывать свои умения и никогда не применять зелья или оружие без крайней нужды. Ну а если уж приходится ими воспользоваться, то никогда не превышать меру, не доставать зелий хоть на гран мощнее необходимого. Много я знавал сильных искусников, которые со временем начинали считать, будто правила им не указ. И ни один теперь не позовет старого учителя на ужин, хотя некоторые еще живы. Однако никто тому не радуется, жизнь в неволе далеко не сахар… впрочем, это совсем другой разговор.

— Неужели они попались лишь из-за того, что взяли зелье посильнее? — сомневался поначалу юный ученик и каждый раз получал в ответ насмешливую и печальную усмешку:

— Не только. И не за один раз. Но преступивший закон единожды вскоре непременно нарушит его еще раз и еще. И пойдет бродить молва, которую обязательно услышат те, кто такие слухи ищет. Не нужно считать других глупее себя, особенно людей, наделенных властью. Они, может, и не сумеют высчитать наступление солнечного затмения, зато точно знают, как делать деньги из воздуха и держать подвластных людей в ежовых рукавицах.

Позже жизнь не раз наглядно доказала Инквару, как прав был Мейлан и как важно для искусников неукоснительное исполнение кажущихся простыми правил. Да и сам Инквар стал с тех пор мудрее и осторожнее, взяв за правило носить в самых легкодоступных карманах самые безобидные из своих зелий.

— Пора сворачивать, — скомандовал искусник, проехав еще с пол-лиги, и первым завернул коня на еле заметную тропинку, ведущую в том направлении, где тонули в беспорядочно разросшихся кустах и ясенях руины древнего города.

Однако добраться по этой дорожке им удалось только до густого орешника. Хотя тропка и не пропала, а разделилась на несколько мелких, проехать здесь на лошадях оказалось невозможно. Как видно, любители орехов гуляли тут пешком, и наверняка это были не только люди.

Пришлось свернуть влево и объезжать кустарник до тех пор, пока им не встретился небольшой ручеек, берущий начало где-то недалеко от того места, куда стремилась попасть рыжая.

— Привал на десять минут, — объявил Инквар, соскакивая с коня.

Пустил жеребчика к воде и, не оглядываясь, направился в сторону ближайших кустиков. И не только естественные нужды гнали туда искусника, он надеялся по капле крови, взятой у рыжей, найти ее брата. Но показывать вредной девчонке способ, каким будет искать ее братишку, Инквар вовсе не собирался. Пускай сама попытается догадаться, с кем свела ее судьба, он не против. Все равно эти догадки так догадками и останутся. Их никто за доказательство не примет, если рыжая когда-нибудь случайно проговорится и ей придется отвечать под зельем искренности.

Однако сколько Инквар ни крутил амулет поиска, тот упорно показывал только две точки. Яркую, как уголек, горевшую в той стороне, где остались лошади и спутники, и бледную, синеватую, упорно показывающую на восток.

Убедившись, что все усилия бесполезны и он только зря тратит время, старик нехотя спрятал амулет и, мрачно сопя, вылез из кустов. Это дело все больше выводило его из себя, да и кому понравится, когда один за другим рушатся, казалось бы, безупречные планы, заставляя действовать почти наугад?

Ведь забрать у кучки бандитов одного-единственного мальчишку — это самое простое для искусника дело. И зелий на такой случай существует больше десятка; как известно, толпа непосвященных — это самая благодатная почва для любого внушения. Для них не понадобится ни мощных амулетов, ни особых усилий, достаточно уметь в особом ритме произносить тысячекратно испытанные собратьями по мастерству слова. Но прежде незаметно брызнуть на свою одежду несколько капель одного из зелий, пробуждающих даже в самых жестоких людях доверие и благодушие.

Дайг коротко взглянул на подходящего к маленькому охотничьему костерку искусника и молча подвинул ему большую кружку с еще горячим бульоном. Инквар не стал спрашивать, где телохранитель сумел взять спозаранку свежий бульон и как вез его все это время, умудрившись не остудить. Просто жадно припал к кружке и сделал несколько больших глотков. Потом уцепил кусок хлеба, но прежде чем откусить, пристально уставился на вяло жующую свою долю девчонку:

— Ленс тебе родной брат или нет? И как ты собиралась найти, где его держат?

— Родной, — немедля буркнула девчонка и замолчала, неуступчиво поджав губы.

— Девочка, — снисходительно усмехнулся Дайг, — не нужно хитрить. Мы будем сидеть тут, пока ты не расскажешь все подробно.

Инквар хмуро глянул на спутника и смолчал. Дайг прав, сейчас упрямую дуру ничем, кроме такого откровенного шантажа, не проймешь, и придется предоставить действовать телохранителю, хотя ему самому чужды и неприятны подобные методы уговора.

— Мне нечего рассказывать, — огрызнулась рыжая.

Но уже через пару минут заметно помрачнела, рассмотрев, как сразу замедлились движения мужчин, как задумчиво и с явным удовольствием они начали жевать хлеб и копченые колбаски, неспешно прихлебывая бульон.

— Я не могу, — вздохнула она наконец, и тут же движения ее спутников стали еще неспешнее.

Вредный старик облокотился на землю, вытянул ноги и зевнул, а непонятно почему вдруг примкнувший к нему путник с пронзительным взглядом льдистых глаз потянулся и сообщил, что неплохо бы распрячь лошадей, раз они никуда не едут.

Лил едва сдержалась, чтобы не сообщить этим гадам, как сильно они ей опротивели и как горячо она желает расстаться с ними навсегда. Причем немедленно, прямо сейчас. Просто встать и уйти туда, куда зовет ее свербящая душу интуиция. Но едва напряглась, собираясь вскочить на ноги и ринуться в заросли, как припомнила невыносимую тяжесть и тоску, тянувшую ее назад там, на неспешно пробуждающихся сельских улочках, и безмолвно застонала от досады.

Как выяснилось, клятва, выданная ею этому хитрому, лживому деду, оказалась намного серьезнее тех, какие брали со своих слуг зажиточные люди в ее родных местах. Да и старик оказался намного пронырливее, чем она посчитала вначале, и это было вдвойне обидно, так как вожак, сдури выкупивший ее у селян, тоже далеко не прост.

А ведь выглядел эдаким туповатым прирученным медведем… И почему ей не подумалось сразу, что не бывает в природе совершенно безмозглых хищников, как никогда и не приручаются самые умные из них?

Но ничто не имеет теперь никакого значения, кроме свободы для Ленса. И значит, придется немного приоткрыть им тайну, но только самую малость, чтобы ни в коем случае не заинтересовать этих двоих возможностями брата.

— Ленс… — тяжело вздохнув, пробормотала она, — родной мне только по матери. Она выходила замуж за отца, когда уже была беременна мной, но этого никто не знает. И я же говорила, он немного странный. Но если хочет меня позвать, я чувствую.